сходятся на том, что дисциплина в войсках упала; дов?ріе между офицерами и солдатами подорвано; нравственная упругость и боеспособность войск значительно понизились'. Однако, это 'общее заключеніе' д?лает оговорку: 'многіе начальники утверждают, что посл? переворота стремленіе войск к поб?д? осталось, а в н?которых частях даже усилилось'. 'Большинство начальствующих лиц смотрит на будущее спокойно и над?ется. что через 1-2 м?сяца (к половин? мая) боеспособность войск будет возстановлена'. Такой итог в сущности дает лучшій отв?т на вопрос, как повліяли февральско-мартовскія событія на состояніе арміи и устанавливает ограничительные пред?лы, в которых должна разсматриваться проблема. Если временный главнокомандующій Западным фронтом Смирнов (Эверт вышел в отставку) был осторожен в выводах своего рапорта в Ставку, то даже в н?сколько повышенных тонах писал свое заключеніе главнокомандующій Юго- Зап. фронтом Брусилов: 'Революціонное движеніе не отразилось пока на нравственной упругости и дух? арміи. Сейчас организм армій прочен, дух их высок и даже повышен, они полны порыва, жажды поб?ды, в которую они в?рят'[364]. Можно было объяснить этот оптимизм впечатлительностью 'маловдумчиваго' Брусилова, разсчитывавшаго на свое 'военное счастіе' (такая характеристика дается ему в дневник? Алекс?ева), или его опортунизмом, отм?чаемым современниками — он стремился занять пост верховнаго главнокомандующаго[365]. Но офпціально выраженное Брусиловым мн?ніе было подтверждено особой телеграммой военному министру, подписанной вc?ми командующими арміями Юго-Западнаго фронта — и среди них Щербачевым и Калединым. Телеграмма говорила, что на военном сов?т? 18-го единогласно р?шено, что 'наступленіе вполн? возможно' (это наша обязанность перед союзниками, перед Россіей и перед вс?м міром) н, что 'арміи желают и могут наступать'. Телеграмма заканчивалась словами: 'мн?ніе Петрограда о ея (арміи) состояніи и дух? не может р?шать вопрос; мн?ніе арміи обязательно для Россіи; настоящая ея сила зд?сь на театр? войны, а не в тылах'.
Настроеніе 'военнаго задора', столь опред?ленно выявившееся в н?которых воинских частях и нарушавшее искусственную схему всякаго рода кентальских выучеников, нельзя было просто стереть с исторических скрижалей — т?м бол?е, что такія настроенія отнюдь не являлись минутным возбужденіем, результатом порыва от слишком сильнаго внутренняго толчка, который дал переворот. Такія настроенія были довольно длительны и упорны. Резолюціи и соотв?тствующія требованія с фронта (не только с фронта, но и от тыловой периферіи) продолжали настойчиво поступать в центр и говорили о 'шовинистическом', как выразился меньшевик-интернаціоналист Суханов, настроеніи арміи или 'полушовинистическом', как оговаривались молодые историки из коммунистической школы Покровскаго... Суханов говорит, что посл? опубликованія Сов?том деклараціи 14 марта к міровой демократіи (о ней ниже) революціи поступали сотнями по адресу Врем. Прав. и Сов?та. Довольно типичной будет резолюція комитета офиц.-солдат. депутатов 42 п?х. див., заявлявшаго, что лишь 'поб?дный конец войны может закр?пить свободу', и что Сов?т должен 'облегчить' правительству дальн?йшее веденіе войны. За резолюціями, присылаемыми с фронта, сл?ловали и личныя представленія через особых посланцев. Делегація 2-го моторно-понт. бат. протестовала перед лицом Родзянко против призывов к заключенію преждевременнаго мира и заявляла, что армія будет поддерживать Правительство при условіи 'доведенія войны до поб?днаго конца'. Выборные от 31 части фронтовых войск докладывали военному министру, что 'неясные приказы', требующіе прекращенія войны, 'раздражают и должны исчезнуть'. Аналогичный заявленія д?лались не только на пріемах у членов Правительства, но и в самом Сов?т?. Вот одно из обращеній, напечатанное в 'Бирж. В?д.' от имени солдат и офицеров п?хотнаго полка, находящагося на передовых позиціях: 'Зд?сь на фронт? мы, солдаты и офицеры, спокойны и радостно приняли в?сть о спасеніи Россіи, если боимся, то только одного, что нам, благодаря проискам уже появившихся темных сил, не дадут закончить поб?ду, начатую внутри Россіи... Безрезультатный конец войны покроет в?чным позором имя Россіи. Наши союзники не простят нам предательства. И неужели новая Россія должна быть заклеймена изм?ной. Мы, солдаты и офицеры, сохраняем полное единство мн?ній... Несмотря на предательски направляющую волю стараго правительства в теченіе почти трех л?т тяжелой войны, армія всетаки сум?ла сохранить свою мощь, столь необходимую для конечной поб?ды... Было бы преступно разрушить это, и пусть не смущают слабых духом крики из Россіи: 'долой войну'. Вы поб?дили врага внутренняго, дайте же нам поб?дить врага вн?шняго... Не трогайте армію, не мутите ее крайностями, надо помнить, что она может равно спасти и равно погубить Россію'.
Прі?зжавшим с фронта делегаціям 'оборонческая позиція' Сов?та представлялась непріемлемой, — это засвид?тельствовал никто иной, как один из членов Исп. Ком. Горев, которому было поручено принимать эти делегаціи. Сл?довательно, не так уже был неправ докладчик о войн? на мартовском съ?зд? к. д., вернувшійся с фронта Щепкин, в своем утвержденіи, что лозунги 'долой войну' или 'война в ничью' — эти главные лозунги февральско-мартовских дней, по словам Троцкаго — встр?чают в арміи 'страшн?йшее негодованіе'. Такое сужденіе отнюдь не было только субъективным воспріятіем челов?ка, желавшаго вид?ть в д?йствительности подтвержденіе своих личных взглядов.
Упомянутый Горев скажет, что вс? резолюціи с фронта этого времени не отражали подлинных настроеній и желаній солдатских масс, ибо он? вырабатывались ''почти исключительно армейской интеллигенціей' — т?ми 'межеумочными' интеллигентами, которые, по характеристик? Суханова, шли па поводу у 'буржуазіи'. Шовинистическій задор первых нед?ль явился результатом планом?рно организованной агитаціонной кампаніи. Резолюціи повторяли как бы хорошо 'заученный урок'. Доля истины им?ется в этих одновременно преувеличеных и упрощенных заключеніях. Напр., интеллигентскій характер процитированнаго выше обращенія делегаціи п?хотнаго полка г. Сов?т несомн?нен. Была и н?которая директива из центра. Так, напр., Селивачев записывает 18 марта со слов прі?хавшаго из Петербурга подп. Каминскаго, что желательно, чтобы 'по организаціи комитетов т? выносили резолюціи о дов?ріи Врем. Правительству, подтверждая это телеграммами посл?днему, что необходимо, как противов?с Сов?ту Р. и С. Д., видимо, желающему подорвать престиж правительства'. Патріотическіе 'заученные уроки' во всяком случа? не меньше показательны, ч?м всякіе иные митинговые трафареты, свид?тельствуюшіе о настроеніях противоположных[366]. Молніеносных результатов пропаганда не дает, если только она не падает на соотв?тствующую почву и не находит среды, адекватной ц?лям, которых стремится достигнуть. В первые дни посл? переворота организованной пропаганды на фронт? не было, и т?м не мен?е мы вид?ли прим?ры довольно яркаго проявленія 'военнаго задора'.
Еще бол?е характерными надо признать 'шовинистическія' проявленія в запасных частях петербургскаго гарнизона, среди котораго до переворота велась 'пораженческая' пропаганда, и который в дни переворота находился в непосредственном контакт? с рабочими кругами, естественно бол?е пропитанными крайностями Циммервальда. И н?сколько неожиданно Шляпников признает, что 'буржуазіи' и 'оборонцам' в первое время на столичных митингах удалось создать 'буквально погромное настроеніе против большевиков', т. е. против посл?довательнаго отрицанія войны. Во время первых манифестацій воинских частей у Таврическаго дворца, т. е. манифестацій, которыя не могли быть хорошо подготовлены и извн? инспирированы (особенно 'буржуазіей'), на знаменах красовались лозунги: 'война до полной поб?ды'. По утвержденію Суханова, депутат Скобелев, тов. пред. Сов?та, за какое то неосторожное слово о войн? 'был чуть не поднят на штыки'; такая же судьба едва не постигла какую-то неизв?стную большевичку, при пріем? Родзянко запаснаго батальона Семеновскаго полка крикнувшую 'долой войну'. Таким образом 'л?вый' мемуарист ц?ликом подтверждает наблюденія 'праваго' мемуариста кн. Мансырева, засвид?тельствовавшаго, что в Петербург? разговоры против войны в первые дни вызывали негодованіе. Довольно знаменательно, что делегаты Московскаго Сов?та солд. деп. на собраніи, гд? обсуждалась организація предполагаемой 12 марта обще-сов?тской демонстраціи мира, согласились в ней участвовать при условіи, что не будет плакатов 'долой войну' ('Рус. В?д.').
Сам Суханов в своих 'записках' почувствовал бросающіяся в глаза натянутость и фальшь антивоенной характеристики массовых настроеній и заговорил о 'мужицко-казарменной' психологіи — о той 'толщ? атавизма' и 'примитивнаго націонализма', которые должна была преодол?ть революція. В?дь этим все и сказано. Идеологическая платформа циммервальдцев вс?х отт?нков была чужда психологіи масс в момент, когда произошла революція, и нужно было время и благопріятствующія вн?шнія условія для того, чтобы большевицкая пропаганда, облачившись в ленинскія формы, возым?ла надлежащее д?йствіе. (См. 'Золотой ключ'). В пред?лах марта обстановка была иная. Поэтому искусственным и рискованным представляется тезис, который пытается защитить военный историк Головин, принявшій без критики фактическую канву троцкистской схемы. Я говорю о том 'психически коллективном процесс? отказа от борьбы', который якобы назр?л в массах к моменту революціи, и осознать который м?шала интеллигенціи ея
