порцию, он почувствовал такой прилив сил, что встал без особых усилий на ноги и прошел вперед к краю обрыва, чтобы взглянуть на перевал, и тут с изумлением заметил ледник. А ведь еще из школьных уроков географии помнил, что в этой части Саян ледники не встречаются.
– Это не настоящий ледник, – объяснил Незванов. – Видно, реку запрудило во время обвала, вот она и разлилась по ущелью. Это скорее до сих пор не растаявшее озеро, чем ледник. Но нам придется обогнуть его или идти напрямую, чтобы до ночи успеть пройти перевал.
– Пошли.
Они вернулись к своей поклаже. Синяев сидел, тупо уперев взгляд в сложенные на животе руки.
– Надевай мешок! – прикрикнул на него Павел.
Синяев не двигался. Павел пихнул его ногой в бок – не слишком сильно. И почувствовал себя паскудно из-за того, что позволяет себе по-скотски обращаться с человеком, который намного слабее его. Но тут же вспомнил, какая скотина сам Синяев, и приказал себе излишне не сентиментальничать. Физическое воздействие было единственным способом заставить Синяева реагировать на происходившее вокруг. По крайней мере, после пинка Павла он покорно встал, забросил на спину мешок и натянул на голову капюшон куртки.
Дмитрий вновь обвязал всех веревкой и тщательно проверил узлы. Из бокового клапана рюкзака он достал крючья, альпинистский молоток и все это привесил себе на пояс, потом взял в руки ледоруб. Павел в который раз уже подумал, что есть все-таки бог на свете, коли поместил в их вертолет женщину со странной фамилией Дыль, чье не совсем обычное для ее возраста увлечение сослужило им неплохую службу.
И они пошли дальше.
Глава 22
Спуск к озеру- леднику – меньше сотни метров – обернулся для Павла кошмаром, Синяев же настолько ушел в себя от усталости, что на опасность попросту не реагировал. Что касается Дмитрия, то он действовал как опытный скалолаз и уверенно руководил спуском. Вокруг них были только голые скалы, облизанные ветром, дувшим со стороны перевала, и покрытые тонкой коркой льда, которая не таяла даже под лучами ярко светившего солнца. Любое неосторожное движение на них грозило стать гибельным.
Но они каким-то непостижимым образом умудрялись удерживаться на скользком льду. Хотя при каждом шаге сердце у Павла замирало, и он в душе проклинал себя за трусость.
На эти неполные сто метров до озера у них ушло более часа. Последние десять-двенадцать метров шли вообще по отвесной стене. Дмитрий вбил в трещины скалы крючья и пропустил через них веревку, держась за которую следовало спускаться. Теперь они двигались в обратном порядке: Павел был впереди, а Дмитрий страховал его сверху. Он обмотал Павла веревкой так, что получилось что-то наподобие петли, в которой можно было сидеть, и велел не торопиться.
– Держись все время лицом к скале. Отталкивайся от нее ногами, но не допускай вращения...
Павел был вне себя от радости и облегчения, когда вновь почувствовал под ногами землю, – альпинизм явно не был его призванием. Он бы предпочел изучать горы с высоты птичьего полета, а не собственной задницей.
Синяев спустился без особого труда. Оказывается, иной раз гораздо безопаснее и удобнее бездумно следовать инструкциям, отметил Павел, наблюдая, как Синяев скользит по веревке с совершенно отсутствующим выражением лица. Мысли исчезли у него не только с лица, в голове их, видимо, тоже не осталось. Синяев вел себя как робот, но, в отличие от него, подзаряжался не от батарейки, а от тумаков, которыми его исправно наделяли спутники.
Последним спускался Незванов. Его никто не страховал. Когда до земли оставалось метра три, крючья выскочили из трещин, и Дмитрий, сорвавшись, тяжело упал на мешанину из камней и снега вместе со свившейся в кольца веревкой. Павел помог ему подняться.
– Как ты?
Дмитрий, шатаясь из стороны в сторону, проговорил, задыхаясь:
– Крючья, где крючья? Попытайся найти их.
Павел пошарил в снегу и нашел три из четырех крючьев. Один, как он ни искал его, куда-то запропастился. Дмитрий мрачно усмехнулся:
– Падать мне не впервой, но на этот раз обошлось синяками. И главное, хорошо, что упал, а то пришлось бы оставить крючья в скале, а они еще нам пригодятся. И вообще-то надо держаться подальше от скал – без кошек нам по ним не пройти.
Павел и сам был согласен держаться подальше от скал, но вслух ничего не сказал. Только подобрал веревку. Закрепил ее одним концом на поясе и из-под ладони посмотрел на перевал, столь же далекий и недосягаемый, как и утром.
Дмитрий проследил за его взглядом.
– Идем дальше, время не терпит.
Он опять шел первым, прощупывая путь ледорубом. Павел обратил внимание, что он сократил интервалы в связке и удвоил веревку. Теперь они шли на достаточно близком друг от друга расстоянии, и Дмитрий все чаще и чаще подгонял Синяева, так как тот опять стал отставать, отчего веревка постоянно натягивалась и задерживала Незванова.
Они давно уже шли не по прямой, то и дело обходя скальные стенки, огромные нагромождения камней, внушительные трещины или просто ледяные катушки, которые почему-то никаких ассоциаций с детством не вызывали. Часто приходилось возвращаться и искать более удобные и безопасные проходы между скалами. Однажды, когда они добрых полчаса блуждали в лабиринте из камней и льда, Павел вдруг потерял всякую ориентировку и с отчаянием подумал, что им уже никогда не выбраться из этого дьявольского скально-ледяного плена.
Где-то на середине пути к перевалу, после нескольких бесплодных попыток обойти очередную трещину, Дмитрий подвел своих спутников к ее краю и объявил:
– Перебираться будем здесь. Другого выхода нет.
В этом месте находился нанос снега, соединивший два края трещины, – узкий и ненадежный снежный мостик. Павел заглянул вниз и невольно отшатнулся: дна он не увидел. Дмитрий проговорил за его плечом:
– Снег нас выдержит, если мы будем ползти, чтобы распределить вес на большую площадь. Тебе придется идти первым.
Синяев в смятении уставился на хлипкую снежную перемычку:
– Я не пойду на ту сторону. Что я, с ума сошел?
Павел, хотевший было сказать что-то подобное, услышав эти слова от Синяева, устыдился своего малодушия.
– Ты будешь делать то, что тебе приказывают! – рявкнул он, адресуя эту фразу не столько Синяеву, сколько самому себе.
Дмитрий опять удлинил интервалы в связке, чтобы каждый мог спокойно преодолеть четырехметровое расстояние, и Павел первым подошел к трещине.
– Не на коленях, а по-пластунски, – приказал Дмитрий.
Павел почувствовал, что каждая жилочка в нем натянута как струна, готовая вот-вот лопнуть от перенапряжения. Он лег на живот и, вспоминая, чему его учили в армии, извиваясь, пополз. Он двигался вперед и видел, как по краям перемычки с шелестом осыпается и пропадает в пропасти снег. Сзади него вилась веревка, но он представлял, с какой силой его шибанет о скалы, если мост рухнет. И все-таки постарался не показать свою радость, когда очутился на другом краю трещины, где некоторое время лежал, задыхаясь и обливаясь потом. Затем он встал на колени и помахал рукой оставшимся на противоположном краю.
– Все в порядке? – спросил Дмитрий.
– Как в аптеке, – ответил Павел и вытер пот со лба, такой обильный, каким не потел даже в бане.
Теперь была очередь Синяева переползать над трещиной, но он, затравленно глядя на снежный мост и отступив на шаг назад, истошно прокричал:
– Какого черта! Сюда вы меня не загоните!
– Тебя же, идиот, страхуют с двух сторон веревками, – сказал спокойно Павел, – если ты и захочешь свалиться – не свалишься. Правда, Дима?
– Конечно, – подтвердил Незванов и подступил к Синяеву, – давай, не тяни время!
Но тот отскочил еще дальше и выставил перед собой ладони, словно защищаясь от нападения. Павел сплюнул на снег:
– Ладно, черт с ним! Перебирайся сюда, а этого придурка оставь на той стороне!
Синяев закричал еще истошнее:
– Вы не должны бросать меня! – Он схватил Дмитрия за грудки. – Вы обязаны...
– Ничего мы тебе не должны и ничем не обязаны. – Дмитрий оторвал его от себя. – Последний раз предупреждаю: или ты сейчас ползешь, или...
– Господи! – Синяев перекрестился и подошел к трещине. На его лице был написан такой нечеловеческий ужас, что на мгновение Павлу даже стало жаль его.
– Ложись на живот! – скомандовал Дмитрий.
Синяев медленно опустился на колени и коснулся ладонями снега, словно проверял прочность перемычки.
– На живот! – рявкнул теперь уже Павел.
Синяев покорно опустился на живот и стал медленно ползти. Его трясло от страха, и дважды он останавливался, когда снег с сухим шорохом осыпался вниз. По мере приближения к Павлу его движения убыстрялись. И вдруг, не выдержав, он встал на четвереньки и почти побежал.
– Кому сказал – ложись, козлина! – завопил Павел.
Вверх взвился столб снежной пыли. Синяев с разбегу врезался в Павла и сбил его с ног. Мост с шумом рухнул в трещину, по горам прокатилось глухое эхо.
Когда Павел поднялся на ноги, то сквозь пелену оседающей снежной пыли увидел растерянно взиравшего на них Дмитрия.
Павел резко повернулся и схватил Синяева, который лежал на снегу, широко раскинув руки, за шиворот. Вздернув его вверх, он дважды врезал ему кулаком в челюсть и прокричал, задыхаясь от гнева:
– Сука! Самая последняя сука! Ты что наделал?!
Голова труса мотнулась из стороны в сторону, в глазах была одна пустота. Павел отпустил его, и Синяев свалился на снег, бормоча что-то бессвязное. Ударив его еще раз ногой и
