восемьдесят, и его дети согласились выплачивать своей бывшей мачехе ежегодно весьма приличную сумму, чтобы она только оставила их отца в покое. – Граф вздохнул, вновь посмотрел на Ольгу Ивановну и поднял бокал с шампанским. – Давайте выпьем за то, чтобы все наши злоключения ушли в прошлое. Бумаги вашего мужа, Ольга Ивановна, и даже его карта найдены в сейфе Райковича. И я думаю, что в скором времени, как только Равиль выйдет из больницы, мы узнаем, какие тайны скрывались в записках Константина Меркушева!
Все молча выпили. Андрей отставил бокал и опять посмотрел на брата и невестку.
– Теперь ваш черед, Настя, рассказать, что же произошло на крыше и почему Фекла Лубенкова совершила свой полет «ласточкой» прямо в пруд?
Настя смутилась, покраснела и посмотрела на Сергея. Муж обнял за плечи. И тогда она тихо сказала:
– Она потребовала, чтобы Сережа дал честное слово, что женится на ней, только тогда она отпустит меня живой. И он вынужден был пообещать ей, – еще тише сказала Настя. – Но тут со мной что-то случилось, я не помню, как повернулась и ударила ее в солнечное сплетение, как меня учил когда-то папа... Вот она и упала!
– Ну и ну, – покачал головой Фаддей. – Сергей, я тебе откровенно завидую. У тебя не только красивая, но и очень смелая жена! Ну, почему я тогда не оказался на
– Я до сих пор не могу поверить счастью, что Настя моя жена! – Лицо Сергея светилось радостью. – Оказывается, в браке по расчету есть свои преимущества, и в первую очередь – элемент неожиданности. Никогда не знаешь, кого получишь в супруги – добродетельную зануду или мегеру. Слава богу, что моя жена не подходит ни под одно из этих определений. Настя! Моя единственная и неповторимая...
Но Сергею так и не дали договорить, прервав его громкими криками: «Горько!»...
Еще через час молодые поднимались по лестнице в свою спальню. Настя остановилась на площадке и посмотрела на Сергея.
– Как ты смотришь на то, Сережа, чтобы перед отъездом в Красноярск навестить Марию Егоровну и Дмитрия Алексеевича? Должны ведь они узнать, что все у нас закончилось благополучно.
– Тут я полностью тебя поддерживаю! – Сергей отворил перед Настей двери. Они переступили через порог, и новоиспеченный муж неожиданно громко расхохотался.
– Что с тобой? – удивилась Настя.
– Посмотри, – давясь от смеха, Сергей показал ей на кровать. –
– Ну, и что здесь смешного? – Настя пожала плечами. – Обыкновенный балдахин, причем не такой уж и новый!
– А смешное в том, любовь моя, что со дня нашей встречи на постоялом дворе я только и мечтал о таком вот балдахине, под которым мы проведем нашу первую брачную ночь – и когда перетаскивал тебя через лужу, и когда мы убегали от Мишани, и даже тогда, когда ночевали в стогу и в телеге... Со временем он стал для меня чем-то вроде idea fixe, даже однажды приснился. И вот переступаю порог – и что же вижу? Мой заветный белый балдахин! И как тут было не рассмеяться?!
– Сережа, милый! – Настя с преувеличенным ужасом посмотрела ему в глаза. – Вот ты какой на самом деле? Выходит, ты только об одном и думал?.. Ах ты, жалкий развратник!
– Да, я только о том и думал, когда смогу честно и откровенно признаться тебе во всех своих грехах, чтобы ничто не мешало нам любить друг друга. – Он улыбнулся и поцеловал Настю, а потом нагнулся к ее уху и прошептал: – По-моему, это платье непозволительно долго задержалось на тебе, не пора ли от него избавиться? – Он помог Насте освободиться от платья, потом осторожно вытащил шпильки из ее волос и, зарывшись в их теплый поток лицом, признался: – Поначалу мне показалось, что кровать несколько узковата, но, думаю, сегодня это не доставит нам особых неудобств...
Глава 39
Андрей и Фаддей стояли на балконе и курили. На востоке уже забрезжила тонкая розовая полоска зари, но друзья так и не заснули этой ночью, обсуждая вновь и вновь события последних дней.
Фаддей был весел и говорлив, а граф, по обычаю последнего времени, мрачен и немногословен. Облокотившись на перила, он смотрел на просыпающийся город, на редкие пока дымки из печных труб, на сизую дымку, повисшую над городом, и на стаи ворон, облепивших деревья в скверах и на бульварах. С первым лучом солнца черными тучами они снимутся со своих мест и устремятся на городские свалки, чтобы возвратиться к вечеру и с оглушительным карканьем опять устроиться на ночлег...
– Что ты сказал? – Граф обернулся и посмотрел на поэта. – Прости, брат, я не расслышал!
– Ну, хорошо, повторю, но учти, в последний раз! – предупредил недовольно Багрянцев. Граф за этот вечер умудрился переспросить его уже не менее десяти раз. Конечно, переживания переживаниями, но надо и честь знать! Поэт нахмурился и произнес первую фразу чуть ли не по слогам:
– Ольга Ивановна в последнее время неважно выглядит! Глафира рассказала мне, что ее измучили головные боли, тошнота, даже обмороки пару раз случались! Настя настаивает на том, чтобы вызвать доктора, а она всячески отказывается! Говорит, стоит ей вернуться в Красноярск, и все сразу же пройдет.
– Так она уезжает? – задумчиво спросил Андрей.
– А тебя что больше волнует, ее отъезд или самочувствие?
– И то, и другое! – рассердился вдруг Андрей. – К твоему сведению, я люблю эту женщину уже двадцать лет, и если бы не злые языки, то сейчас она была бы моей женой, а Настя моей дочерью... И Сергей женился бы на совершенно другой девушке! Да, – протянул он глубокомысленно, – грязный слушок или подлая сплетнишка способны изломать человеческую жизнь. Но во всем этом я вижу перст судьбы. Эту госпожу – судьбу-разлучницу, – очевидно, замучила совесть, и она, спохватившись, что слишком много натворила гадостей, разлучив герцогиню и Алексея Меркушева, меня и Ольгу, смилостивилась наконец, потому подарила Насте и Сергею любовь и счастье, которое не удалось испытать нам...
– Андрей, но в чем дело? – воскликнул поэт. – Почему бы тебе не жениться на Ольге? Вы же прекрасная пара!
– Дело в одном маленьком «но», братец! Я уже пытался, и не однажды, сделать ей предложение, только она наотрез отказывает мне. Видишь ли, тут есть одно обстоятельство... Мне в течение года со дня свадьбы необходимо обзавестись наследником, ты ведь знаешь об условиях, которые поставила герцогиня...
– Господи, Ольге всего тридцать восемь лет, а меня матушка родила в сорок три года, и, как видишь, живу и здравствую до сих пор!
Он внимательно посмотрел на Андрея и вдруг звонко шлепнул себя по лбу ладонью, озаренный внезапной догадкой.
– Постой-ка, братец, – он хитро прищурил глаза и оглядел графа с головы до ног, – так ты говоришь, что уже делал Ольге предложение? И не после твоего ли предложения она так быстро и странно занемогла?
– Что ты болтаешь? – рассердился граф. – Над чем ты, позволь спросить, вздумал ехидничать?
– А над тем, ваше сиятельство, – с откровенным торжеством в голосе произнес поэт, – что подобных тебе остолопов еще свет не видывал! – И он в недоумении покачал головой. – И как это моя Глафира упустила сей немаловажный момент, ума не приложу?
Андрей схватил его за лацканы сюртука.
– Ты когда-нибудь научишься выражать свои мысли нормальным человеческим языком, без туманных намеков и подковырок? – взорвался он.
– Подожди, Андрюша, – Фаддей благоразумно отошел на безопасное расстояние, – видишь ли, в женских штучках бывает ой как трудно разобраться. Как тебе известно, у меня семь сестер, и они перманентно, то одна, то другая, то третья находятся в некотором состоянии...
– В каком еще «некотором состоянии», черт тебя побери?! Твой эзопов язык меня бесит! – Андрей окончательно рассвирепел и с негодованием смотрел на расплывшегося в улыбке поэта.
– Женщины подобное состояние стыдливо называют интересным положением. Надеюсь, теперь тебе не надо объяснять, что это такое?
