проверила ящики. Они оказались пустыми. Но за старым стеллажом она обнаружила ручной кузнечный молот и кирку.
Затем она тщательно осмотрела стены и крышу сарая. Деревянный каркас лачуги был изготовлен из досок, скрепленных гвоздями и проволокой. Дерево уже стало трухлявым, рассохшимся на солнце, гвозди и проволока – ржавыми. С такими орудиями, как молот и кирка, Анюте не составило бы труда разрушить постройку при условии, что никто не услышит ударов. Но это было так же маловероятно, как и то, что к ночи солдатня все-таки покинет карьер.
Все же она поставила молот и кирку поближе к двери, замаскировала их ящиками и присела на один из них рядом с выходом.
Анюта думала о том, что могло случиться с Джузеппе. Может, его тоже взяли в плен, а может, убили. В конце концов, они сами чудом спаслись, но это не значит, что опасность миновала.
Она опять вспомнила Костина.
Жаль, что им так и не удалось поговорить как следует. И, скорее всего, никогда не удастся встретиться. Кто знает, возможно, его давно уже нет в живых... А может, вскоре умрет и она... Анюта не строила иллюзий относительно своего будущего и наверняка бы не поверила, если бы ей сообщили, что Костин до сих пор жив, и уже не раз вспоминал о ней, и тоже жалел, что вел себя сухо и официально.
А ведь там, в Хороге, он чуть было не сделал ей предложение, но вовремя одумался, потому что был из тех, кто никогда не знал, куда через минуту позовет его труба...
Ее печальные мысли прервал скрипучий голос.
Галина Ивановна капризно произнесла:
– Я хочу пить.
– Я тоже, – отрезала Анюта, – но воды нет, поэтому помолчите.
Снаружи что-то происходило. Анюта приложила палец к губам и выразительно посмотрела на Галину Ивановну. Затем подошла к двери и выглянула в щель. Карьер опустел, но метрах в десяти от их сарая сидел на корточках солдат. Он устроился в тени отвала породы и, кажется, дремал. Автомат лежал у него на коленях. Девушка поняла, что к ним все-таки приставили часового. Она подошла к Галине Ивановне, опять отобрала у нее сумочку и вынула из нее кошелек. Женщина всполошилась:
– Как вы смеете? Это мои деньги!
– Тихо! – прикрикнула Анюта. – Вы ведь хотите пить? А я сейчас постараюсь купить немного воды. – Она посмотрела на толстую пачку банкнотов. – А может, и освобождение, если вы не станете орать. – Галина Ивановна захлопнула рот, а Анюта подошла к двери. Она не знала местного языка, кроме двух-трех обиходных выражений. Но надеялась объясниться с помощью денег. Этот язык понятен всем.
Она приблизила лицо к щели и громко крикнула:
– Эй, ты! Подойди сюда!
Солдат лениво повернул голову и уставился на дверь. Перед его глазами возникла бумажка, по виду смахивавшая на крупную денежную купюру. Он нехотя поднялся, взял автомат на изготовку и стал медленно приближаться, поглядывая настороженно и вместе с тем заинтересованно. Но только протянул руку к купюре, как она исчезла, и женский голос произнес:
– Вода... вода... пить...
Солдат в недоумении стоял перед дверью.
– Принеси воды. Вода... вода... Пяндж... Кардарья... – настойчиво повторяла Анюта, – река... вода... пить...
Наконец до солдата дошло, что от него требуется, или, возможно, он вспомнил давние уроки русского языка. Он почесал в затылке, лицо его прояснилось.
– Вода, вода, – повторил он вслед за Анютой, – пить... – И сделал вид, что пьет.
– Да, да, – подтвердила она. – Вода – деньги. Деньги – тебе, но сначала принеси воды.
Солдат быстро закивал и отошел. Анюта с облегчением вздохнула. Мысль о глотке холодной воды чуть не свела ее с ума. Горло пересохло, язык, словно наждак, царапал небо. Но здравый смысл все-таки не покинул ее. Солдат вряд ли станет открывать дверь. Для этого надо оттянуть в сторону тяжелый рельс. Но как он тогда передаст воду? Она с трудом подняла молот и стукнула по одной из дверных планок. От доски отломился приличный кусок, и, поддай она молотом еще раз, вся дверь развалилась бы на куски. Но девушка не решилась ударить вторично, понимая, что это может вызвать непредсказуемые последствия. Солдат мог уличить их в желании убежать и открыть стрельбу.
Паренек вернулся минут через десять с помятой пластиковой бутылкой, полной чистой на вид воды.
Анюта просунула руку в щель, надеясь, что он не заметит свежего отверстия.
– Давай! – приказала она.
Солдат присел на корточки, но держал бутылку на расстоянии, чтобы девушка не могла дотянуться до нее.
– Деньги, – сказал он довольно чисто по-русски.
Анюта чертыхнулась и просунула купюру в отверстие. Солдат с жадностью схватил ее, посмотрел на свет, потом покачал головой и произнес снова:
– Деньги!
Пришлось дать еще одну купюру, прежде чем бутылка перекочевала в руки Анюты. Вода была холодной, явно родниковой и принесла ей большое облегчение. Она залпом опустошила треть бутылки и отдала ее Галине Ивановне, которая жалобно смотрела на нее, пытаясь облизать белым языком сухие губы.
– Вода здесь крайне дорогая вещь, – сказала Анюта, наблюдая, с какой жадностью Казаченко поглощает содержимое бутылки. – Эта бутылка обошлась вам в сорок долларов, но я не уверена, что за следующую он не запросит больше. По-моему, мы его сильно раззадорили...
Галина Ивановна поставила бутылку на пол. Воды в ней осталось едва ли на четверть. Солдат тем временем вернулся на место и принял прежнюю позу, но глаз с лачуги не спускал. Видно, надеялся на новую поживу.
– Чтоб ты провалился! – в сердцах сказала Анюта. Но солдат оставался на своем месте, даже когда солнце заметно сползло к западу. Густая тень накрыла карьер, и сразу стало ощутимо прохладнее.
За спиной Анюты послышалось легкое постукивание.
Она оглянулась и увидела Галину Ивановну, тоскливо взиравшую на остатки воды в бутылке. Пот крупными каплями бежал по ее лицу. Видно было, что хохлушке страшно хотелось пить, но она побаивалась Анюты. Постукивание повторилось, и стало ясно, что оно идет со стороны задней, примыкавшей к отвалу стенки. Анюта подошла ближе и прислушалась.
– Ти-ти-та-та-та, – раздалось снова. Кажется, кто-то выстукивал сигнал, похожий на азбуку Морзе. Анюта, конечно, могла это только предполагать, потому что никогда в жизни подобными сигналами не пользовалась и не умела их расшифровывать.
– Кто там? – спросила она громким шепотом, приблизившись к стене.
– Джузеппе, – послышалось с обратной стороны. – Тише, не шумите.
Сердце подскочило в груди от радости. Значит, итальянец не только жив, но и не бросил их в беде.
– Как вы здесь оказались? – снова шепотом спросила Анюта.
– Я пошел следом за вами, когда вас схватили. Я следил за сараем с верхнего отвала карьера. Сейчас часовой отошел, и я смог спуститься.
– Он что, совсем ушел? – нетерпеливо спросила Анюта.
– Поднялся по дороге и скрылся из виду. Но это не значит, что он ушел совсем.
– Понятно! – воскликнула Анюта. – Сейчас мы попытаемся отсюда выбраться. А вы, Джузеппе, следите за дорогой. Если солдат вернется, дайте нам знать.
– Хорошо, – отозвался итальянец, – я вас предупрежу. Только поспешите, пожалуйста.
Анюта направилась к двери. Галина Ивановна допивала последние капли воды из бутылки.
– А что? – произнесла она с вызовом, заметив взгляд девушки. – Мои деньги – моя вода!
– Заткнитесь, – прошипела Анюта сердито. – Сейчас мы попытаемся смотаться отсюда. И если вы вякнете хотя бы одно слово или будете долго шевелить своей толстой ж... я вас оставлю здесь на пару с солдатом.
Она с трудом подняла молот и ударила им по двери. Одного удара оказалось достаточно, чтобы дверь слетела с петель.
