придется справлять нужду в его присутствии. Что касается его самого, то никаких комплексов по этому поводу он не испытывал, о чем и сообщил ей немедленно.
– Ты хочешь прямо сейчас? – растерялась Ксения.
– Ага, – как ни в чем не бывало ответил Максим, – простите, миледи, но я живой человек.
Он подошел к ведру и расстегнул брюки, краем глаза наблюдая, что Ксения села на его халат и из приличия отвернулась. Покончив со столь прозаическим делом, Максим вернулся к ней и опустился рядом.
– Сколько времени прошло с тех пор, как нас сюда привезли?
– Часа два или три. Может, и больше. Я занималась тобой и не замечала времени.
– Что ж, ситуация ухудшается, – произнес Максим задумчиво, – на помощь наших вояк рассчитывать не приходится. Но как быстро они сделали ноги! Уму непостижимо. Значит, правду говорят: под вором земля горит.
– Максим, эти сволочи отобрали у меня камеру и кассеты с отснятым материалом, – пожаловалась Ксения. – Весь труд ребят насмарку.
– Если Костин ничего не успеет предпринять, то вся наша жизнь окажется насмарку, – вздохнул Максим. – Представляешь, какая масса воды и грязи обрушится на долину. Я видел на Курилах, что оставляют после себя цунами. А здесь будет еще хлеще, потому что волна пройдет по желобу ущелья с крейсерской скоростью, захватит воды Пянджа и выбросит это все в долины Афганистана. Сколько людей погибнет по обе стороны!
– От нас просто ничего не останется, – горько сказала Ксения и прижалась к нему. – Никто никогда не узнает, что мы встретились с тобой в этой грязной, вонючей дыре... – Она обняла Максима за талию и заглянула ему в глаза. – Ты был когда-нибудь женат?
– По-моему, тебя больше интересует, женат ли я сейчас, – рассмеялся Максим. – Не темни, Ксения, спрашивай, не стесняйся.
Она вспыхнула, а он подумал: как мало осталось на свете женщин, вспыхивающих от таких предложений.
– Знаешь ли, мне все равно, женат ты или нет. Но когда люди становятся близки, нет, нет, я не имею в виду постельные дела, – заторопилась она, – когда они переживают вместе какие-то серьезные испытания, они должны знать друг о друге все. В таких ситуациях люди исповедуются, раскрывают душу, выдают самое сокровенное...
– А если я скажу, что никогда не был женат, а служба у меня была такая, что я встречался с той или иной женщиной год или, самое большее, два, но спал с ней не более десятка раз? Я служил Родине, я искренне верил, что она нуждается во мне, поэтому личное постоянно отходило на задний план... Я пятнадцать лет не видел мать, без меня похоронили отца... А я все убеждал себя, что такие жертвы оправданы. Я свято верил, что мои умения и навыки будут нужны всегда, пока существует гнусное капиталистическое окружение. И хотя я провел за границей большую часть жизни и мне приходилось участвовать в таких гнилых делах, что Баджустан на их фоне – парк культуры и отдыха, я продолжал верить в коммунистические идеалы. Но потом пришли новые времена, нашу группу бросили на подавление беспорядков в собственной столице. Мы отказались стрелять в своих, и нас разогнали к чертовой бабушке. В двадцать восемь лет я стал никому не нужен. Конечно, можно было уйти в криминал, в профессиональные костоломы и киллеры, но я привык убивать на войне, а не из подворотни.
– Ты так легко говоришь об этом, словно тебе убить – что в булочную за хлебом сходить, – вздохнула Ксения.
– Я солдат, а нас прежде всего учат убивать, – усмехнулся Максим. – Кстати, было дело, вы у себя на телевидении тоже приложили руку к тому, чтобы опоганить армию и страну, которая всех нас вырастила. Вы пили свободу, как шампанское, и не думали, что может наступить похмелье. Но как раз после шампанского оно самое тяжелое. Так что нахлебались свободы, господа хорошие, до блевотины, а отрыгивается теперь здесь, в вонючем Баджустане...
– Максим, не злись. – Ксения взяла его за руку и слегка ее сжала. – Я не хочу думать о политике! Я не хочу думать о войне! Я примирилась даже с тем, что скоро мы умрем и я не увижу дочку и маму...
– Так ты действительно не замужем? – Максим больно сдавил ее ладонь. – Ты меня не обманула там, в баре?
– Какое это теперь имеет значение? – Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась. – У меня были мужчины, и с ними я встречалась гораздо чаще, чем ты со своими женщинами. И сейчас есть человек, который очень много для меня сделал, и я спала с ним до тех пор... – Она хотела сказать: «Пока не встретила тебя», но все же решила придержать признание и закончила фразу вполне нейтрально: – Пока не приехала в Баджустан.
– Вы вместе работаете?
– Да, он продюсер моей программы. В принципе неплохой человек, очень мягкий и интеллигентный, но в его присутствии я никогда бы не села на это ведро, – кивнула она в угол, – и потом, он считает меня совершенством во всем, а это очень трудно – поддерживать чьи-то представления на должном уровне.
– Ты говоришь об этом так, словно вся твоя прошлая жизнь была сплошной жертвой?
Максим смотрел на нее мрачно. Он явно думал, что она приукрашивает свои страдания. Он, как и все, видел лишь оболочку красивой жизни, которая заполнила собой все экраны. Он не верил, что Ксения и вправду страдала в тех жестких рамках условностей и ограничений, в которые ее затолкал Егор. Но будь все по-другому, разве добилась бы она успеха? Ведь сколько умных и смазливых девочек появилось и исчезло, не оставив заметного следа на телевидении. Они предлагали себя направо и налево и спали со всеми, кто мог оказаться полезным, мелькали на светских тусовках в компании знаменитостей... Но...
Ксения вполне могла повторить их судьбу, если бы природа не наградила ее, помимо ума и красоты, еще поразительной трудоспособностью и целеустремленностью. Она рано поняла, что все в этом мире зависит только от нее самой. Никто никого не ждет, чтобы осчастливить или просто помочь. За счастье надо драться, бороться, сражаться...
И она делала это как могла. И счастье, хотя нет, скорее удача пришла к ней в виде Егора Кантемирова. Он вовремя поддержал ее, вовремя помог...
Но только почему ее сердце никогда не рвалось и не стучало при встрече с ним так, как оно рвется и стучит от одного прикосновения Максима, от его взгляда и даже поворота головы в ее сторону? Конечно, ей были приятны ухаживания Егора, ей нравилось, когда их провожали завистливыми взглядами... Все было прекрасно и удивительно, пока дело не доходило до постели... Она тотчас превращалась в куклу, равнодушную, холодную, которую с трудом удавалось расшевелить ласками и поцелуями...
– Что ж получается, – продолжал допытываться Максим, – выходит, ты из тех особ, что взваливают на свои плечи ношу, от которой и крепкий мужик взвыл бы?
– Я иногда вою, – призналась Ксения и усмехнулась. – Правда, этого никто не слышит.
Максим взял ее ладонь и прижал к своей груди.
– Но я слышал. Я понял, что тебе хочется завыть, увидев тебя в баре. И с тех пор я вижу тебя насквозь, когда ты позволяешь. – Он вздохнул и улыбнулся. – А в последнее время даже тогда, когда тебе не слишком этого хочется.
– Согласись, в этом мы с тобой схожи. – Ксения положила ему голову на плечо и заглянула в глаза. – Мне кажется, что я знаю о тебе все.
– Это тебя пугает?
– Меня абсолютно все в тебе пугает, даже то, что я постоянно чувствую, как тебе хочется меня обнять и... – Она закрыла глаза и потянулась к нему губами, прошептав, прежде чем он принялся ее целовать: – Впрочем, я тоже постоянно об этом думаю...
Наконец Максим оторвался от нее и требовательно посмотрел ей в глаза.
– Ты собираешься замуж за того парня, с телевидения?
– Да, собиралась до тех пор, пока...
– Пока что?
– Пока не встретила тебя. Та наша встреча в баре... Ты все перепутал в моей жизни.
– Представь тогда, что ты проделала с моими мозгами. Теперь там сплошной разброд.
– Прости, я не хотела. – Ксения пыталась смотреть виновато, но глаза ее смеялись. – Мне будет ужасно
