– И что они там увидели?
– Ничего, на Луне ничего нет, братан, неужели ты не читал? В прошлом году все газеты печатали репортажи!
– А в Чакалу не завезли… Чато, расскажи мне о Млечном Пути.
Тот бросил на Давида недовольный взгляд; его долг – приобщить младшего брата к борьбе, насколько возможно, и времени на разные глупости не было.
– Послушай, Давид, нельзя всю жизнь забивать себе голову чепухой вроде Млечного Пути, Плеяд и Дженис Джоплин. Кстати, этой певице нечего предложить революционной молодежи. Будь последовательным, найди свой окоп и оттуда дай бой!
«Вот это мне нравится! – обрадовался голос железным ноткам в голосе Чато. – Кажется, запахло порохом!»
– Каждый из нас должен вступить в сражение за новый порядок, – продолжал Чато, – сделать свой, пусть маленький, вклад в общее дело!
– Раньше тебе нравилось рассказывать мне о Млечном Пути…
– Раньше было раньше, а сейчас есть сейчас! Теперь у нас другие потребности! – Давид заметил, что брат разволновался, у него загорелись глаза, но не разделял его восторга. Зато он вспомнил сладкий голос Дженис: «Is this place the Chelsea Hotel?[7] Хочешь – к тебе, а можно в моем номере…»
Ночью Давид встал выпить воды и увидел в гостиной раскрытый чемодан, полный денег, оставленный там Чато. «Зачем он принес сюда эти деньги? Нельзя ли взять, сколько мне не хватает, чтобы уехать в Калифорнию?» Давиду больше всего на свете хотелось вернуться на бульвар Сансет, но его накопления не увеличивались. Удивительно, но вся прожитая жизнь словно сократилась для него до единственного воспоминания о тех восьми минутах с Дженис Джоплин; перед глазами так и стояло видение ее обнаженных ног на лиловом ковре. Давид решил поговорить об этом с Чато, когда тот проснется, но утром брат сообщил, что не появится в течение нескольких дней.
– Куда ты поедешь, Чато?
– Я не могу тебе сказать.
– А что будешь делать?
– Не задавай лишних вопросов!
И Давид забыл попросить у него денег. Через день он услышал по радио в вечерних новостях, что похитили банкира Иригойена, когда тот выходил из церкви после окончания мессы. Полиция полагала, что преступление совершили партизаны. Давид вспомнил о двоюродном брате, но тут к нему в гости приехал Чоло.
– Как дела, друг мой Санди? – Чоло неизменно привозил с собой упаковку пива и не уезжал, пока они не выпивали его все без остатка. Давид настраивал радиоприемник на станцию «5-70», где звучала музыка «Лед Зеппелин», «Дорс», Сантаны и, конечно же, его любимой певицы, о встрече с которой он не переставал мечтать.
– У нее на руках были браслеты? – любопытствовал Чоло.
– Не помню.
– Да ты вообще ничего не помнишь! А халат, говоришь, психоделический?
– Да, какой-то странный, разрисованный весь.
– А ноги у нее длинные?
– Не обратил внимания.
– Кактус ты, Санди! Как можно сношаться с бабой и не видеть, что она собой представляет?
– Дело в том…
– Черт подери, тебе еще учиться и учиться!
– Я помню, что она была не совсем белая, а будто бы загорелая, и груди у нее маленькие, в веснушках.
– Ты их сосал?
– Нет…
– Пендехо, надо было сосать! Ну, хотя бы мял их в руках?
– Нет.
– Ну, ты точно озверел! А живот у нее какой?
– Мягонький такой…
– Ты его кусал?
– Нет,
– Ну, так и должно быть! А целовалась как?
– Обалденно!
– А ты ее целовал?
– Вообще-то нет…
– Не могу в это поверить, вы что там, у себя в сьерре, девок не целуете?
– Она говорила не по-нашему, я ничего не понимал.
– Ну, ясно, она разговаривала с тобой по-английски!
– Я еще никогда не слышал такого голоса…
– Надо было называть ее «цыпленок» –
– Там не было никакой простыни.
– Значит, ее халатом?
– Нет.
– Ты должен был пометить ее буквой «Z» – знаком Зорро! Многим женщинам это нравится!
«Вздор!» – буркнула бессмертная часть Давида.
Они сидели уже несколько часов и успели выпить много пива. Рот Давида безвольно открылся, зубы блестели, ему стало лень разговаривать.
– Ты так и не рассказал мне, что на тебя нашло в Лос-Анджелесе, во время матча? Почему твой дядя снял тебя с подачи?
Выпитое пиво подтолкнуло Давида на откровенность:
– Мне тогда слышались голоса, а теперь уже нет.
– Что?
– Голоса слышались.
– В смысле, в голове у тебя, что ли?
– Ага, – сказал Давид, отпивая глоток пива.
– С чего бы это, травки накурился? Я же предупреждал тебя – не прикасайся к марихуане!
– Да нет, не из-за этого!
– А почему ты мне не сказал?
– Неловко было.
Северный ветер трепал кроны деревьев, ночь стояла непроглядная, как чернила. Сантос допил свой стакан и наполнил снова.
– Знаешь что, чертов Санди? Не зря говорят, что удачу за деньги не купишь! Так, как тебе повезло с Дженис, больше не обломилось ни одному мексиканцу, могу спорить на что хочешь! Послушай меня, каброн ты этакий; по ночам я залезаю в постель к разным бабам, либо везу их к себе на ранчо, или просто на реку в кусты, куда придется – потому у меня и синева под глазами не проходит. Но никогда со мной не случится то, что было у тебя!
– Вот и Чато говорит то же самое.
– Каброн твой Чато! Кстати, мне надо обсудить с ним кое-что.
– Он уехал два дня назад и сказал, что вернется не скоро.
– Еще бы, недаром во вчерашнем похищении банкира Иригойена обвинили партизан; хорошо, если Чато еще не шлепнули – наши стражи правопорядка долго разбираться не станут! Как только он объявится – дай мне знать.
– Ты хочешь расспросить его о том, что случилось?
