всем — в ней много говорится об экологии и о добром отношении к животным…
— Как раз для женщин!
— Роуз, книга очень благородная, о справедливости, о страдании…
— Не верю. Он хочет ликвидировать буржуазную личность, то есть личность, и буржуазные ценности, то есть ценности! Он верит в неотвратимость жестокости.
— Эта книга — всеобъемлющая критика марксизма со стороны очень умного марксиста, попытка добраться до сути… понимаешь…
— Не понимаю. Я могу найти в предметном указателе экологию и животных, доброе отношение к…
— Роуз, пожалуйста, только не пародируй…
— Ты потрясен, потому что книга похожа на то, «в чем нуждается наш век», но если это просто марксизм, правящий миром, и утопия впереди, это не ново, это все та же диктатура пролетариата, только в новых одежках, — ты же все это сам ненавидишь, так почему ты так восхищен? Я не верю в Краймондов ковчег, в его лодку, которая преодолеет пороги.
— Во что же ты веришь?
— Думаю, нам надо защищать то хорошее, что мы имеем.
— Скажи, пожалуйста… впереди… что ты видишь? Катастрофу? Или apres nous le deluge?[94]
Роуз молчала. Джерард поднялся и, перегнувшись через спинку стула, смотрел на нее, его лицо горело от возбуждения и показалось ей комичным, впечатление усиливала его обычная шутовская улыбка. Наконец, не желая отвечать утвердительно, она просто кивнула.
Джерард отвернулся и принялся расхаживать по комнате:
— Роуз, есть у тебя то шоколадное печенье?
— Такое темное, очень сухое? Да, есть.
На столе еще оставались их грязные тарелки, сыр и кекс, яблоки в красивой вазе.
— Я не наелся. Возьму еще и кусочек кекса. Аннушка пекла?
Ища на кухне банку с печеньем, Роуз думала о том, что в этом препирательстве со своим давним другом ее воодушевляла не какая-то там забота о будущем цивилизации, а обычное желание, этот спор для нее был как любовный поединок, жгучее, мучительное желание лечь с ним в постель трансформировалось в остроумие, в, как он сказал, пародирование, только и всего!
Джерард ел кекс, хватал печенье, набрасывался на сыр, беспрестанно расхаживая по комнате, роняя крошки на ковер. Глядя, как он давит их ногами, Роуз раздраженно сказана:
— Ты вот нахваливаешь книгу, но сам же говоришь, что все это неправильно! Если это марксизм, так оно и должно быть. Разве это не конец спора?
— Нет… нет… это начало. Когда ты прочтешь ее…
— Я не собираюсь ее читать! Уверена, что книга отвратительна, хорошо бы ее не было.
— Ты должна прочитать ее.
— Почему?
— По причинам, которые я тебе объясню через минуту. В каком-то смысле, по мне, тоже хорошо бы, чтоб ее не было, она воодушевит дураков и подлецов и будет иметь массу отрицательных последствий, но все же я рад, что она есть, она заставит ее оппонентов думать, покажет, что у людей могут появиться новые мысли именно в этой ключевой области.
— Книги с новыми мыслями появляются каждую неделю.
— Нет, не появляются, во всяком случае, бьющими в эту точку.
— Революция, величайшая в человеческой истории. Да это просто расчет на сенсацию, возврат к нашим старым идеям.
— Тогда нам нужны новые.
— Мы на них неспособны. Ох, Джерард, как я устала.
— Прости, дорогая, не засыпай опять… я хочу тебе сказать…
— Я отправляюсь в круиз с Ривом и детьми, длительный, вокруг света.
— Вот как! — Новость ошеломила Джерарда. — Когда?
— На Пасху. Ну, не вокруг света, но надолго, на несколько недель… не помню сейчас.
— Что ж, это будет славно.
— Я собираюсь видеться с ними намного чаще, собираюсь изменить свою жизнь, продать эту квартиру и переехать жить в Йоркшир.
— Роуз! Ты этого не сделаешь!
— Почему это? Кто мне помешает?
— Я. Послушай, хорошо, отправляйся в этот чертов круиз, навещай своих родственников, если желаешь…
— Спасибо!
— Но просто послушай, что я тебе скажу.
— Хорошо, хорошо!
— Проснись!
— Я не сплю. Извини, что была так категорична в отношении книги Краймонда, я уверена, что она никуда не годится, хотя она явно произвела на тебя впечатление, но это пройдет, к нам она не имеет никакого отношения.
— Мы финансировали ее.
— По случайности. Ты скоро забудешь о ней. Она не изменила твою жизнь.
— Изменила, правда, — это я и хочу тебе объяснить. Эта книга требует ответа, и на нее можно ответить, по каждому пункту.
— Что ж, напиши рецензию — только ты сказал, что не станешь.
— Здесь рецензией не обойдешься.
— А чем же?
— Такой же большой книгой.
— И кто ее напишет?
— Я.
Роуз нагнулась, подняла с ковра несколько крошек и бросила их на стол. Какое-то еще непонятное ей чувство обреченности охватило ее, словно она увидела смертный приговор, написанный на неведомом языке.
— О нет… не делай этого, — проговорила она.
— Роуз, я обязан. Это мой долг.
— Джерард, в тебе говорит тщеславие, простое тщеславие. Ты не можешь сейчас браться за огромную книгу, жизни не хватит.
— Это необходимо… ради Дженкина… ради Синклера… ради всех нас.
— Не будь таким романтиком… таким сентиментальным…
— Краймонд написал глубокую книгу, она так и брызжет идеями… какие-то отчасти верны, большинство абсолютно ужасные.
— Напиши комментарии к ним.
— Нет! Я должен написать собственную книгу. Понимаю, что это означает. Придется прочитать массу всякой литературы и думать, пока не воскликнешь… но чувствую, что это сейчас главное — книга Краймонда не должна остаться без ответа.
— Забавно, — сказала Роуз, сбрасывая яблочные шкурки и сырные крошки со своей тарелки на тарелку Джерарда и составляя их, — я привыкла думать, что когда-нибудь, может, когда ты уйдешь в отставку, мы с тобой, каждый по-своему, будем счастливы вместе, не имею в виду ничего такого, просто что-нибудь вроде, скажем, поездки в Венецию. Я даже думала, мы, может, с тобой повеселимся вместе. Бедняжка Роуз, она хотела быть счастливой, но, увы, зря она надеялась. Да, пора отправляться в Йоркшир. Буду кататься верхом подолам с Ривом, Невиллом и Джиллиан.
— Послушай, мне понадобится помощница.
— Попробуй Тамар.
