ближайшее время отправиться в город Одессу, чтобы оттуда морским путем достичь Сахалина.
— Вы беседовали с моими родителями?
— Нет, мы исключили подобный вариант. У нас есть другие источники.
— Обещайте, что не станете трогать стариков.
Дымов бросил взгляд на Чистова, тот помолчал, затем ответил:
— Обещаем.
— Цель вашего путешествия на остров — желание соединиться с девушкой, которую любите?
— Да, это так.
— Благодарю за откровенность.
Генерал взял со стола газету, протянул Андрею.
— Вы это читали?
Тот пробежал взглядом по заголовкам:
«ЗНАМЕНИТАЯ СОНЬКА ЗОЛОТАЯ РУЧКА И ЕЕ ДОЧЬ БЕЖАЛИ С САХАЛИНА!», «ГДЕ ЛОВИТЬ СОНЬКУ — В ОДЕССЕ ИЛИ ЗА УРАЛОМ?»
И пожал плечами.
— Да, читал. Типичная газетная утка.
— Мы были бы рады типичной газетной утке. Но, к сожалению, преступницам действительно удалось бежать. Возникает вопрос: каков смысл вашего безумного путешествия на Сахалин?
— Пусть оно будет безумным только для вас.
— Позвольте, ваше превосходительство? — снова обозначил себя старший следователь, после чего обратился к приглашенному: — Также, по нашим сведениям, с вами намерена отправиться в Одессу бывшая прима оперетты госпожа Бессмертная?
— Мне это неизвестно.
— Весьма сожалеем. Госпожа Бессмертная, находящаяся ныне в бегах, желает под вашим прикрытием отправиться на юг, имея при этом две цели. Если не против, могу их изложить.
— Как пожелаете.
— Первая — избежать наказания за противогосударственные деяния. Вторая — встретить матушку и сестру, чтобы уже втроем продолжить славную семейную традицию.
— Вы забыли про третьего беглеца, — напомнил генерал. — Папашу невесты князя.
— Но он, говорят, не совсем при уме.
— Поймаем, увидим.
Князь сидел несколько растерянный. Наконец он спросил:
— Мадемуазель ведь одно время жила в доме моей кузины. Что ей инкриминируется? Что-либо политическое?
— Вам известно, кто такие эсеры?
— Революционеры.
— Нет, сударь, не революционеры… Бандиты! — лицо генерала неожиданно стало красным, дряблые щеки запрыгали. — Жулье, ворье, самое что ни на есть грязное и жестокое отребье! У них нет ничего святого! Убить отца — убьют! Расстрелять брата — немедленно! Жажда наживы и власти! Власть любой ценой! Убийствами, взрывами, террором, предательством! А уж если они возьмут власть — всем мало не покажется! Перевешают, передушат, переморят голодом! И никто не посмеет пикнуть! Потому что будет только страх и ужас! Увидите, господа. Увидите и, возможно, поймете. Но будет поздно. А мы приближаемся к этому апокалипсису! — Он налил в стакан воды, жадно выпил. Затем откинулся на спинку кресла, замолчал, дыша часто и шумно.
В комнате стало тихо, только через окна доносился грохот пролеток.
— Госпожа Бессмертная была замешана в политике? — спросил князь.
— Представьте, сударь, — ответил Дымов. — И крайне огорчительно, что вы, заняв позицию либерала, никак не желаете встать на нашу сторону.
Князь резко, насколько позволял протез, поднялся:
— Позвольте откланяться, господа.
— Вы полагаете, наш разговор окончен? — поднял брови генерал.
— Полагаю, да. Если вы считаете по-другому, я к вашим услугам. Вплоть до наручников.
— Ежели бы мы считали по-другому, то вы отсюда больше бы не вышли!.. Кресты, Владимирка, каторга — вот что могло вас ожидать, господин хороший.
— Благодарю за вашу милость, — с иронией отозвался Андрей. По-военному развернулся и двинулся к выходу. У самой двери он оглянулся. — Предпочитаю не быть ни с вами, ни с революционерами. Хочу оставаться самим собой — князем Ямским.
Он уже толкнул дверь, чтобы выйти, но генерал окриком остановил его:
— Стойте, князь!
Андрей замер.
Чистов подошел к нему почти вплотную, произнес севшим от волнения и усталости голосом:
— Не желая стирать ваше грязное белье, тем не менее обязан сообщить как мужчина мужчине!.. Ваша мадемуазель, которую вы так страстно желаете видеть, имела на каторге самые близкие отношения с начальником поселка каторжан поручиком Гончаровым, в результате чего стала беременной, а спустя какое-то время бежала.
Андрея качнуло, но он удержался на ногах, спокойно спросил:
— Она… родила?
— Мне это пока неизвестно.
— Поручик жив-здоров?
— Его будут судить.
Князь помолчал, кивнул:
— Дай Бог и ему, и его любимой благополучия и добра. Честь имею! — После чего покинул кабинет.
Напротив дома Брянских вразвалку расхаживала уличная торговка, монотонно зазывая редкий народ, наблюдая за происходящим поблизости:
— Плюшечки-игрушечки! Булочки-манюлечки! Пирожочки-василечки! Покупайте, господа хорошие! Барышням зудеть, господам добреть! — Остановилась возле привратника, свойски ему подмигнула. — Не желаешь полакомиться вкусностью, привратник-развратник?
— Ступай отседова! — сурово ответил тот. — Не положено возле дома околачиваться!.. По улице шастай!
Антон остановил пролетку недалеко от ворот дома Брянских, оглянулся на Таббу:
— Ждать вас или как?
— Езжай! Обратно сама доберусь.
Узнать ее было невозможно: элегантный черный мужской костюм, волосы упрятаны под черный котелок, в руке костяная трость. Бывшая прима походила на печального и строгого юношу.
Когда Табба подошла к воротам дома, вышедший на звонок привратник Илья не сразу признал ее.
— Чего изволите, сударь?
— К княжне Брянской. Она по телефону предупреждена!
— Как доложить?
— Госпожа Бессмертная.
От неожиданности привратник даже икнул, бросил взгляд на торговку, также уставившуюся на визитера.
— А я вас не признал, — шепотом сообщил он.
— Вот и не признавай дальше. Барыня дома?
— Только что отзанимавшись музыкой, — сообщил Илья, открывая калитку.
