В дверь довольно решительно постучали. Никита умолк, раздраженно крикнул:
— Какого черта?
— Позвольте, Никита Глебович?
— Кто здесь? — поручик подошел к двери, толкнул ее. На пороге стоял подпоручик Буйнов, начальник поселка.
— Не сильно отвлекаю?
Тот молча посторонился, пропуская гостя, рукой указал на стул.
Илья Михайлович шумно уселся, снял фуражку, вытер ладонью вспотевший лоб.
— Слава богу, лето пришло. Хоть мошкара отступила. — Вопросительно взглянул на Гончарова. — А вы вроде того что здесь с кем-то беседовали?
— Стихи читал.
— Стихи?.. Стихи — дело тонкое. Индивидуальное… И чьи же строки тронули ваше сердце?
— Его имя вряд ли вам что-либо скажет, — ответил поручик, оставаясь стоять и вопросительно глядя на визитера.
— Ну да, мы народишко темный, куда уж нам до стихов! Нечто бунтарское небось?
— С чего вы взяли?
— Так ведь вся молодежь нынче помешана на бунте. Шифрограммы почти каждый день из столицы получаем — либо стачки, либо прокламации, либо покушения. Как на пороховой бочке сидим. — Буйнов повертел головой, спросил: — Водички не предложите?
Тот налил стакан из графина, подал.
— Прошу.
Подпоручик осушил до дна, достал огромный платок, вытер сначала губы, затем лоб.
— А ведь беглецов — Соньку и ее компашку — так до сих пор и не задержали. По всем сусекам шарят, и все никак.
— Значит, плохо шарят.
— Наверно. То ли померли в дороге, то ли полиция у нас такая. — Буйнов внимательно посмотрел на поручика. — А у вас, сударь, через три дня суд. Сказывают, по делу даже пришел особый циркуляр из жандармского управления.
— В чем особый?
— Точно сказать не могу, однако, если судить по мордуленциям судейской братии, что-то весьма нехорошее для вас. Мордуленции их так и светятся от счастья.
Гончаров опустился на стул.
— Ваш совет, Илья Михайлович?
Тот вздохнул:
— Бежать?.. Бежать — нереально. Некуда бежать. Да и я не позволю… Остается ждать.
— Ждать пожизненной?
— Пожизненную вряд ли дадут, я разузнал. А вот годков семь-десять вкатят, это уж к соседке не ходи.
— Просьба, Илья Михайлович.
— Слушаю.
— Ждать трое суток суда — тяжело. Поэтому велите привезти из Александровска ящик водки.
— Ящик?.. Так ведь этого может хватить, чтоб и на суд явиться пьяным, сударь!
— Может, это и правильно… Не откажите, господин подпоручик.
— Хорошо, не откажу. — Буйнов дошел до двери, остановился. — Да… Все забываю рассказать о вашем папеньке. Мы ведь вместе прошли почти всю кавказскую кампанию. Он — полковник, я в таком же чине, как и ныне. Уважал я его, почитал… А однажды чечен пошел на вашего папеньку. Пришлось встать на пути абрека и пырнуть его в ответ. А заодно еще пятерых вместе с ним. За что получил Георгия и вечную сердечную благодарность Глеба Павловича. — Приподнял фуражку, поклонился. — Желаю здравствовать и молиться. Господь, Никита Глебович, непременно поможет. — Зачем-то потоптался на половике и захлопнул дверь.
Гончаров подошел к окну: начальник, обходя пересохшие лужи, шагал в сторону поселковой площади.
Поручик вернулся к двери, позвал:
— Иван!
Тот немедленно откликнулся:
— Слушаю, ваше благородие!
— Ступай сюда.
Конвоир, грохоча сапогами, переступил порог, входить в комнату не стал.
— Слушаю.
— Помнишь самоедов, которые привозили мне мясо и рыбу?
— А как не помнить, ваше благородие?.. Рыба и мясо были наивкуснейшие. Зря сами не пожелали.
— Когда они опять будут?
— Вроде бы завтра.
— Сходи в поселок, уточни. — Гончаров взял со стола бумажник, вынул оттуда три рубля. — Это за услугу.
— Так я бы и даром сбегал, ваше благородие!
— Держи. И пусть, как только появятся, сразу ко мне.
— Так ведь вы ихний товар не уважаете!
— Раз хвалишь, значит, тоже попробую, — поручик толкнул солдата к выходу. — Только никому не звони о моей просьбе. Как бы народ насмешничать не стал, что с самоедами связался.
— Буду немым, как здешние болота. А если булькну, то только для себя, ваше благородие. — Пятясь, Иван дошел до порога, еще раз поклонился и, не веря своему счастью, деликатно прикрыл дверь.
Мирон Яковлевич внимательно выслушал мадам Гуральник, сложил ладони лодочкой, задумчиво похлопал ими.
— Говорите, одета была в мужской костюм?
— Сказала ведь, что не сразу узнала!.. Решила, какой-нибудь молодой господин к княжне! — с привычным раздражением ответила мадам.
— Сколько по времени она беседовала с княжной?
— Я час просидела в пролетке, однако артистка из дома так и не вышла.
— У дома Брянской дежурит агент.
— Заметила. Тетка с пирогами!
— Она тоже не видела, как ушла Бессмертная.
— Не думаю, что княжна могла оставить ее у себя.
— Тогда куда она подевалась?
— Это уже по вашей части, Мирон Яковлевич! — ехидно усмехнулась мадам. — Я сделала все, что от меня требовалось!
— Благодарю, — сыщик проводил ее до двери. — Придется нанести визит мадемуазель Брянской.
…Гаврила Емельянович был крайне удивлен появлением в своем кабинете барона Красинского. Вышел из-за стола, двинулся навстречу бледному, совершенно потерянному визитеру.
— Барон, душка… Что с вами? На вас лица нет, — взял под руку, повел к креслу. — Проходите,