– Ой постоим! – гаркнули богатыри.
– Да, кстати, – спохватился Иван. – С нами еще двое пойдут. Один – мудрец Кубатай, боян сладкоголосый. Другой – толмач Смолянин, человек простой и трудолюбивый.
– Ох, подозрительны мне имена их, – воскликнул Алеша. – Особенно – Смолянин! Сразу видать: то не русский человек.
– Кубатай – кавказец, но мирный, спокойный, – принялся успокаивать друзей Иван. – А Смолянин клянется, что русская в нем кровь течет.
– Какой же русский станет своим происхождением хвастать? – воскликнул Илья. – Ну да ладно. Боян сладкоголосый да толмач трудолюбивый в пути пригодятся. Берем.
И снова путь-дорожка лежала перед богатырями. Впереди, как и пристало сильнейшим, ехали Добрыня с Ильей, за ними – мудрец Кубатай да толмач Смолянин. А последними, зорко назад оглядываясь, двигались Иван с Алешей. И вот какой между ними шел разговор…
– Вот скажи, Иван, любишь ли ты земельку Русскую? – вопрошал Алеша.
– Люблю.
– Вот и я о том. А скажи, Иван, чем Русь наша красна?
– Собакой-князем, – пошутил дурак.
– Ну и им тоже, – не понял юмора Алеша. – И нами, богатырями. И смердами вонючими, и боярами толстопузыми, и попами набожными, и купцами хитроглазыми, и девками… девками… – вздохнул он.
– Что ж, получается, всеми?
– Ага! То богатство наше немереное, самовоспроизводящееся. Пока есть на Руси народ русский, Русь Русью останется!
– Да… – протянул Иван. – Ну ты и загнул, Алешка. Чую, что прав, хоть и не понятно ни фига.
– А че ж тут непонятного? – встрял в разговор Кубатай, выплевывая шелуху от семечек. По бокам его конька хлопали два тяжелых мешка с семечками, собранными в дорогу заботливой Марьюшкой. – Народ – самое ценное в любом государстве. Скажу я вам честно, что повсюду уже люди корни свои позабывали, только на Руси и остались настоящие патриоты.
– Дело говоришь, кавказец! – одобрил его Алеша. – Видать, и вправду – мудрец! А скажи, чем мы, русичи, от неруси поганой отличаемся?
– Но-но, – слегка обиделся Кубатай. – По большому счету – ничем. Порой глянешь на какого-нибудь дурака – ну чего в нем русского, кроме имени? А раскроет рот, скажет слово, другое, сразу видно – русский!
– Значит, – обрадовался Алеша, – не внешность тут роль играет! А что? Скажи, мудрец?
Приосанившись, Кубатай изрек:
– Менталитет!
– Чего?
– Этносознание!
– Ты кончай ругаться по-кавказски, а дело говори!
– Главное в человеке – душа! – изрек Кубатай. – Коли она большая да загадочная, к чудесам и тайнам тянется, а от дел низменных воротится, то русская она!
– Дело, – кивнул Алеша. – Я и сам так считаю, но тебя проверить решил. Эй, Смолянин-толмач! Ты чего об этом думаешь?
– О чем? – проснулся Смолянин.
– О душе!
– Рано мне еще о ней думать, – рассудил Смолянин. – Вот Кащея увижу, сразу в размышления погружусь!
– Переиначим вопрос, – не отставал от него Алеша. – О Руси ты чего думаешь?
– О Руси? Умом Россию не понять, прибором хитрым не измерить, у ней особенная стать, в Россию можно только верить!
– Тебе бы в бояны податься, – отвесил комплимент Алеша.
– Да я пробовал, голос плохой оказался, – засмущался Смолянин. – Когда сам, в одиночку пою, в ванне или перед сном, то спиваю гарно. А коли хоть один слушатель объявится – сразу петуха пускаю.
– Вот и у меня так бывает, – кивнул Алеша. – Придумаю небылицу – аж сам поверю. А начну рассказывать – концы с концами не сходятся… Толмач, а ты кто будешь да откуда?
– Издалека, – вздохнул Смолянин. – Но по натуре – русский. Давно меня на Русь тянуло, я и язык выучил, и родословную себе выискал. Вот, приехал.
– Небось тебя по малолетству в полон увели, – догадался Алеша. – А душа-то русская проснулась, на родину потянула. Молодец, толмач! У Ильи вот сын был, Соколик, так его Калин-царь вместе с матерью в полон увел. Маманя от обиды померла, а сынка Калин-царь вымуштровал, приемчикам хитрым научил, щуриться заставил, чтоб на него, собаку, был похож. А потом выпустил супротив родного батьки биться!
– Кошмар! – воскликнул Смолянин, который страдал некоторой сентиментальностью. – Кончилось-то все хорошо?
– А как же! Илюшка сыночка с коня сбил, отхлестал нагайкой, тот сразу папу и признал. Потом Владимир его заслал на самую дальнюю заставу, южные рубежи стеречь. Он Илюше письма писал ласковые, сыновьи. На побывку недавно приезжал, такую попойку закатили!
Смолянин расцвел в счастливой улыбке.
– А после попойки похмелиться было нечем, настроение у всех упало. Илюша с сынком повздорил да и отлупил знатно. Теперь он при монастыре Киевской Богоматери звонарем работает. Глаз у него один вытек, скрючило его всего, оглох… Но силенка осталась, с работой справляется.
Икнув, Смолянин придержал коня, чтобы оказаться подальше от Муромца. Алеша тем временем продолжал молоть языком. Кубатай, которому страсть как хотелось встрять в разговор, делал судорожные попытки освободить рот от семечек. Но руки его сами собой лезли в мешок и зачерпывали все новые пригоршни.
– Вот, – позевывая рассуждал Алеша, – возьмем простую русскую душу. Среднюю, ничем не примечательную. Какие у нее склонности? Ругать собаку-князя, потому что свободолюбива, но слушаться его, потому что другой еще хуже будет. Пить знатно, потому что традиция, но не закусывать после первой, потому что иначе после второй нечем будет. Любить зверюшек да детишек малых, без этого никак нельзя. Бить жену, потому что все равно, сволочь, изменит. Бананы есть в немереных количествах, так как истинно русский фрукт. Планов иметь громадье, но осуществлять помаленьку, чтоб другим народам не обидно было… Но не это главное! Главное – оптимизм! Именно он нас, русских, от всех других людей отличает!
– Оптимизм? – поразился Смолянин.
– Он самый!
– Да… – протянул Смолянин. – Вот оно что… А скажи, Алеша, русский былинный герой, что бы ты сделал, едучи с друзьями по чисту полю, коли увидел бы чудо-юдо неслыханное?
– Рассмеялся весело да друзей бы пригласил подивиться! – хорохорился Алеша.
– Посмотри направо, – предложил Смолянин, похихикивая.
Алеша посмотрел – и зашелся в нервном смехе. По степи широкой бежало к ним чудо-юдо узкое, на сороконожку похожее, только с семью головами и ростом с каланчу пожарную.
– Толмач… толмач… – выдавил Алеша, сдерживая истерический хохот. – А тебе не страшно?
– Нет, я же русский! – гордо ответил Смолянин.
Тем временем и остальные богатыри заметили чудо-юдо и остановились. Невиданное страшилище бежало к ним, посверкивая на солнышке чешуей и помаргивая многочисленными глазками.
– Ух, раззудись плечо, размахнись рука! – крикнул Иван-дурак и запустил в чудо-юдо булавой. Та попала чудовищу в глаз, погнулась и отлетела в сторону.
– Фигово, – грустно сказал Илья. Добрыня надевал булатные рукавицы. Алеша молился. Смолянин оптимистически хохотал. Кубатай нервно грыз семечки, не забывая при этом ласкать эфес сабельки острой. Иван-дурак готовил к бою меч-кладенец.
А чудище, слегка изменив направление бега, стало огибать друзей.
– Пронесло, – ахнул Алеша.
