кикимора в подружках. Ступайте, братцы. На обратном пути свидимся.
– Оревуар, стало быть! – радостно взвизгнула кикимора и тут же с Алешей вместе в топь и провалилась. А перед оставшимися путниками вздыбились из болота кочки одна за одной, прямой линией на сухое выводящие. Как ни тяжко было Ивану Алешу оставлять, да не время горевать. Смахнул он слезу да и поскакал по кочкам. Следом – Смолянин, а за ним и Кубатай, сабелькой басурманской позвякивая.
Глава седьмая,
в которой победа не радует
Доскакав до сухого места, путники в изнеможении упали на траву. Отдышавшись, Иван молвил:
– Что ж, друзья мои, Кубатай да Смолянин, честно скажу, спокойнее мне было бы, коль не вы, а братья-богатыри со мной к Кащею бы пришли. Но, видать, судьбы не выбирать. Без вас-то, в одиночку, уж точно пропаду.
Сказав это, встал Иван и далее двинулся. За ним, след в след, спутники его.
Вначале шли они молча, по сторонам опасливо оглядываясь. Нет ли поблизости вражьих лазутчиков или чудовищ диковинных, агрессивных? Но враги не показывались, а молчать в дороге – самое последнее дело. Помялся Иван-дурак да и попросил:
– Кубатай! Ты же и сам боян немножко… Не споешь ли нам былинку веселую, походную, где про путь- дорожку речь идет? Сразу нам песня сил прибавит, воевать да жить поможет, скучать не даст никогда!
Польщенный Кубатай откашлялся, погладил бородку и сказал:
– Почему бы не спеть? Баритон у меня славный, колоратура приятная. А песен я знаю – море… Сейчас…
Несколько минут он шел, мурлыча себе под нос мелодию, а потом неожиданно тонким голосом запел:
Удивленный дурак посмотрел на Смолянина. Но и толмач разинув рот внимал чудной песенке мудреца. А тот вприпрыжку, то забегая вперед, то возвращаясь к спутникам, пел:
Бесшабашное веселье охватило дурака. Не беда, что в песне пелось про неведомую страну Африку. Видать, и там все, как у людей: небо и горы, кашалоты и обезьяны… Сорвав на ходу с дерева банан, немножко зеленый, но все равно вкусный, Иван подхватил песенку. А следом, не в такт, но искренне, стал подпевать Смолянин:
Спутники не сговариваясь остановились, обнялись и запели припев. Вполголоса, но грозно и жизнеутверждающе:
Иван-дурак посмотрел на мудреца, смущенно потрогал его зеленые волосы и сказал:
– Ох полюбился ты мне, мудрец! Умен, как князь Владимир, красив, как Красно Солнышко… Если б еще волосы не зеленые были!
– Какие есть! – обиделся мудрец.
– Ладно, зеленые волосы не беда, мы не расисты, – рассудил Иван. – За песню спасибо, хоть и не все в ней понятно, но веселей на душе стало.
– Я еще много чего знаю! – похвастался мудрец. – Вот, например… В Африке разбойник, в Африке злодей! В Африке ужасный Бармалей!
– У нас тоже злодей есть, Кащей Бессмертный, – согласился Иван. – А че ты все про Африку поешь? Родом оттуда али че?
Кубатай захихикал, глядя на Смолянина. Тот ухмыльнулся.
– Да нет, я не из Африки, – сказал наконец Кубатай. – Просто понравилась она мне очень, вот и выучил про нее разные песни да стишки.
…Вскоре, издалека уже, увидел Иван возвышающийся над деревьями мрачный серый замок.
– Не замок ли то Кащеев? – спросил Иван, не замедляя шага.
– Кря-кря! – ответил за его спиной Смолянин.
– Кубатай, – спросил Иван не оборачиваясь, – это он по-вашему, по-басурмански?
– Не-у, – ответил Кубатай, – то есть, э-э-э, м-мяу!
Иван остановился как вкопанный и оглянулся. Позади вместо спутников его, пораженно глядя друг на друга, стояли серая в оранжевую крапинку утка и пушистый, черный с зеленоватой проседью кот. Возле кота – сабелька с перевязью валялась.
– Что же вы наделали, товарищи мои! – запричитал Иван, вспомнив, каким образом давеча Алеша в козленочка превратился. – На кого ж вы меня покинули?
– Кря-кря, – печально ответила утка. И вдруг нахохлилась, напыжилась, затопталась на месте, а потом отпрыгнула в сторону и с ужасом в глазах оглянулась. Там, где только что она стояла, лежало крупное, чуть больше куриного, яйцо. Да не простое, а золотое.
– Хе-хе-хе, м-мяу, хе-хе-хе, – затрясся кот истерически, – знаю, знаю я эту историю! Баба била, била, не разбила, дед бил, бил, не разбил… Потом мышка прибежала, хвостиком махнула… Мышка! – повторил он с нездоровым блеском в глазах. – Мышка – это хорошо. И еще златая цепь нужна. Где ее взять-то?
Оправившись от первого потрясения, утка, напряженно уставившись в одну точку, опять принялась топтаться на месте.
– Ничего себе производительность, – заметил кот. – Если б яйца на цепь перековать… Бань, пособи, а? Что я сам-то могу с такими конечностями? – и он коснулся Ивановой ноги мягкой лапкой.
– Да пошел ты! – осерчал Иван на своих незадачливых спутников. – Больше дела мне нет, как только яйца на цепи перековывать! – Сказал да тут же и смягчился. Не по своей же воле басурманы в домашних животных превратились. – Вот что, горемычные, – сказал он, присев и погладив кота по шерстке бархатной, – недосуг мне с вами задерживаться. К Кащею спешить надо. Ежели голову там сложу, не поминайте лихом. А ежели живым останусь, помогу вам. Или чары с вас снять колдовские, или, если не выйдет, уход приличный обеспечить.
Тем временем утка снова сделала шажок в сторону и принялась с интересом, спокойно уже разглядывать очередное золотое яичко.
– Главное, никуда отсюдова не уходите, чтоб искать вас не пришлось, – закончил Иван, поднимаясь. – Все. Бывайте!
Со словами этими повернулся он лицом к дворцу Кащееву и побежал дальше в одиночестве.
Миновав пальмовую рощицу, Иван остановился перед огромным мрачным замком из серого ноздреватого камня. Вынул из ножен меч, перекрестился трижды, как матушка учила, и, шагнув к дверям дубовым, принялся колотить в них кулаком.
С таким же успехом он мог бы стучать по собственному шлему.
Иван повернулся к дверям спиной и стал бить в них пяткой богатырской. Одна створка треснула. В тот же миг из-за дверей раздался вкрадчивый голос:
– Зачем имущество-то ломать? Оно денег стоит. Нажми-ка лучше, богатырь, на кнопочку.
Тут только разглядел Иван на косяке небольшую белую кнопку и немедля нажал ее. В тот же миг над дверью приоткрылось небольшое окошечко, а оттуда выдвинулась и накренилась объемистая лохань. И Ивана с ног до головы окатило дурно пахнущей жидкостью.
Из-за дверей раздалось тихое счастливое хихиканье, и они наконец отворились. На пороге, почти беззвучно трясясь, стоял невысокий полный лысоватый мужчина в ночной рубашке.
– Ой не могу! Ой порадовал! – добродушно выкрикивал толстяк, хохоча.
– Да я тебя сейчас! Я тебя!.. – угрожающе двинулся на него Иван.
– Ну ладно, ладно, мир, – успокаивающе предложил толстяк, опасливо отступая вглубь. – Я пошутил.
