прищучат, потом…
– Не мешай! – оборвал его мудрец. – Кубатай думать будет!
И он погрузился в процесс мыслительной деятельности. Вначале неглубоко, а потом и с головой. Минут пять длилось молчание, потом Кубатай изрек:
– Не могу не признать, что разрушение транслятора не пошло на благо человечеству. Полностью отметаю личные корыстные мотивы в этом решении. Полностью! Иван, былины обо мне петь будут?
– Будут, будут, – затрепетал Иван.
– Хорошо. Отметаю личные мотивы! Предлагаю восстановить транслятор!
– А как же задание? – пискнул Смолянин.
– А как же сережки Василисины? – грустно спросил Иван. – Даром я с Кащеем бился?
– Насчет задания… Мы здесь, Смолянинчик, в отпуске. И лезть голым энтузиазмом на кладенец, то есть на муми-бластер, не обязаны. Ты думаешь, Кейсеролл тебе премию выплатит?
– А как же?!
– С каких денег? Если остров Русь обратно в Мадагаскар превратится, нам живо ассигнования срежут. Только и останется, что со сфинксами на Венере воевать да по небу… по космосу за машинами времени гоняться.
– Восстанавливаем магию! – завопил Смолянин. – Я задарма работать не привык!
– Хорошо. Теперь о сережках. Думаю, умелые руки Манарбита и мои дельные советы позволят изготовить точную копию сережек из подручных материалов – латуни, стекла, олова.
– Это нам раз плюнуть, – оживился Смолянин. – Если что – золотом подсоблю!
– Отлично, – кивнул мудрец. – Что, решено?
– Решено, – кивнул Манарбит. – Нравится мне бессмертным быть, мелкие пакости учинять да с богатырями ссориться. Делаем новые сережки!
– Учти, мы тебя вначале в цепи закуем, а уж потом транслятор включим, – предупредил Иван. – А то ты и нам пакость учинишь.
Манарбит подумал, но махнул рукой:
– Ладно. Один фиг бессмертным стану. Рано или поздно кто-нибудь меня сдуру освободит. То-то смеху будет!
И началось делание великое. Кубатай давал советы, Иван бегал за требуемыми материалами и раздувал огонь в горне, Смолянин перековывал золотые яйца на серьги, а Манарбит придирчиво оценивал конечный продукт. Это у него получалось лучше всего. Работали все весело, с охоткой. Между делом Смолянин похвастался, что им с Кубатаем уже не впервой мир спасать. Заинтригованный Иван полюбопытствовал:
– Так что, были у вас уже схватки великие?
– Ну схватки не схватки, а потужиться пришлось, – сказал честный толмач. – Из прошлого далекого, из века двадцатого, прилетели к нам два пацана вредных…
– Пацанов не обижай, – хмуро сказал Кубатай, разминая эфесом сабли осколок золотой скорлупы.
– Ладно, – согласился Смолянин. – Не буду. Так вот, пацанов этих надо было в прошлое вернуть, а иначе б весь наш мир погиб!
– Почему? – вежливо спросил Манарбит.
– А потомок кого-то из них знаменитым ученым стал. Не будь пацанов, он бы не родился и наш мир – тю-тю! – радостно сообщил Смолянин.
Кубатай поднял на них тяжелый взгляд и сказал:
– Что-то ты разболтался, младший майор! Секреты разглашаешь!
И работа закипела вновь. Не прошло и часу, как в руках Кубатая оказалась пара фальшивых сережек. Точь-в-точь как настоящие, не придерешься!
Манарбита заковали в цепи, последний раз ему руку пожали и оставили в подвале наедине с камнями холодными да улитками, по ним ползающими.
Настоящие сережки в антенну вставили, иголочку серебряную на место припаяли. Потом вернулись в подвал, и Иван-дурак торжественно главную кнопку нажал.
Учинился тут шум да треск великий, стены мхом обросли, Манарбит в Кащея обратился да и завыл в своих цепях дурным голосом: «Уничтожу! Всех уничтожу! Все уничтожу!» Муми-бластер у Ивана на поясе кладенцом обернулся, только не гнула уже к земле тяжесть его. Вновь силушка богатырская в Иване плясала! И события странные, что накануне случились, словно туманом подернулись. Вроде и помнилось все, но задумываться о том не хотелось. Ну негр, ну богатырь не от рождения, а посредством чародейства. Ну и что? Главное – оптимизм!
– Ура, друзья! Вернулась ко мне силушка! – воскликнул Иван да и оборотился.
За спиной у него кот сидел пушистый, грустно заканчивающий вылизываться, да утка, уже одно яйцо снесшая. Вздохнул Иван, взял своих спутников незадачливых под мышку да и двинулся из замка Кащеева прочь.
На том самом месте, где давеча Смолянин с Кубатаем в зверушек превратились, груз в руках Ивана потяжелел.
– Тормоза! – завопил толмач, обернувшийся вновь человеком. Кубатай выскользнул из рук Ивана, выгнул спину дугой, потом со вздохом поднялся на ноги.
– Что ж, – грустно сказал он. – Большая часть наших приключений закончена. Удивительное, что ни говори, ощущение – котом побыть…
– Ты бы яйца нести попробовал, – огрызнулся толмач. – Такие эмоции – опупеешь!
Но Кубатай его не слушал. Он мечтательно поглядел в небо и непонятно сказал:
– Теперь я лучше буду понимать
– Сфинксов, что ли? – вопросил Смолянин. – Ну и дела! Отважный диверсант Кубатай готов помириться с заклятыми врагами человечества!
Кубатаю явно было на все плевать. Он обнял Ивана за плечи и мечтательно произнес:
– Почему мы не птицы? Почему не летаем? Обернулся бы я голубем сизым да полетел над Русью… Эх… И все бы на меня смотрели, говорили: «Это летит Кубатай. Он настоящий герой! Он летает!»
Ивану от такой лирики стало не по себе. Он отпихнул Кубатая и, чтобы сгладить грубость, сказал:
– Да, мудрец. Герой ты, ничего не скажешь. Тяжко тебе пришлось.
– Ничего, – отмахнулся Кубатай. – Я ведь, если честно, кошек очень даже люблю. И они меня уважают. Стоял я однажды на кочке, ждал рейсового прыгохода… ну, повозки, в общем. И подошел ко мне котенок. Маленький, пушистый, ласковый. Стал об ноги тереться, мяукать. Следом увязался, домой пришел. Уж на что у меня домашние кошек не любили – и то умилились…
– Ты его воспитал, да? – растроганно спросил Иван. Кубатай понурился:
– На улицу выкинул. Через силу, да делать нечего. Мы ведь там, на большой земле, со сфинксами конфликтуем. А они вроде кошек больших. Посуди, как мне, генералу, дома кошку держать? Боевой дух упадет! Выкинул я его. В окно.
– Не беда, кошка всегда на ноги упадет, – утешил его Иван.
– Ты наших домов не видел, – тихо произнес Кубатай. – Ладно, хватит комплексы пережевывать! Мне очень помогло превращение в кота! Теперь я понимаю истоки своего неприязненного отношения к сфинксам. И смогу с ними бороться. Не со сфинксами в смысле, а с истоками.
– Вот и ладно, вот и славненько, – залопотал Иван. – А теперь поспешим, хорошо? Василиса ждет…
– Дело, – заявил толмач. – Только знаешь, Иван, просьба к тебе есть. Я сейчас на пару шагов к Кащееву замку подойду, обернусь уткой да и снесу десяток яичек. А ты потом меня обратно вынеси. И яйца не забудь прихватить. Я вот котомку под них подготовил, сложишь туда. Лады?
К болоту друзья пришли, когда стало вечереть. Кубатай твердо печатал шаг, держа руку на эфесе сабли и глядя вдаль. За ним шел Иван-дурак, размышляя о пережитом. Следом плелся толмач, одной рукой держась за поясницу, а другой придерживая котомку с яйцами. Золото тянуло его к земле-матушке, но он не сдавался.
– Алеша! – завопил Иван в клубящийся испарениями сумрак. – Попович! Друг! Вьгходь!
Болото молчало. Кубатай почесал затылок и заметил:
– Стоит позвать кикимору. Слух у нее тонкий плюс магические способности. Услышит.
