для меня – словно я сам, жена твоя – словно моя!
– Чего? – удивился Илья.
Алеша покраснел:
– Да это я так, по ошибке… Наливай, Илья.
Недолго пришлось богатырям переживать за судьбу Добрыни и Лизы. Волны речные забурлили, разверзлись, и из них показалась кикимора с Никитичем на плече.
– Отпусти меня подобру-поздорову, чудище! – кричал Добрыня. – Не бери грех на душу, не неволь богатыря русского!
Кикимора молчала. Видать, тяжело ей было тащить Добрыню.
– Никитич! – дружно завопили Алеша и Илья. – Все путем! Не бойся, это не чудище, а сестра твоя будущая!
– А? – Добрыня перестал вырываться и изумленно уставился на своих товарищей. – Ребята! Живы!
– Живы! – крикнул Иван. – А я Кащея побил!
– Молодец! – обрадовался Добрыня, оказавшийся на твердой почве. – А чего вы про сестру мою будущую говорили? – и он опасливо покосился на Лизу. Та зарделась. Зазеленелась, точнее.
Добрыне кратко объяснили ситуацию. И про примирение Ильи с Аленой поведали, и про подвиги Ивановы.
– Рад за вас, – тихо сказал Добрыня, выслушав богатырей. – Что ж, хоть кому-то из нас судьба ласково улыбнулась. Отрадно, отрадно…
Усевшись на бережку, Добрыня стянул сапоги, выплеснул из каждого по полведра водицы, потом принялся вдумчиво, основательно выжимать портянки. Илья с Аленой переглянулись.
Кому, как не им, была понятна печаль Добрыни! Забавушка Путятишна, племянница Владимирова, давняя любовь Добрыни Никитича, по-прежнему ходила в девках…
Илья хлопнул кулаком по скатерти-самобранке. Так сильно, что в Смородине вода плеснула, а с деревьев листочки принялись осыпаться.
– Не бывать такому, что мы оженимся, а ты в холостяках останешься! – грозно воскликнул Илья. – Значит, так. Идем к Владимиру да и говорим: или отдавай Забаву за Добрыню, или…
– Или? – заинтересовался Смолянин. – Меня очень волнуют альтернативы!
– Или осерчаем, – зловеще добавил Илья. – Алешу и Ивана не спрашиваю, а тебя, толмач, и тебя, мудрец, перед вопросом поставлю! Поможете нам?
– С удовольствием, но полномочий не имею, – грустно сказал Кубатай. – Впрочем, словом мудреным да обхождением вежливым всегда помочь могу.
– И на том спасибо, – согласился Илья. – Ты, толмач?
– У меня отпуск кончается, – засуетился Смолянин. – Боюсь, не успею вернуться вовремя, мне Кейсеролл голову оторвет. А вот яичко золотое, для ублажения княжецкого взора, могу от души оторвать.
Илья подумал и кивнул:
– Оторви уж пару яичек. Мы и Василисе презент преподнесем.
Смолянин пошевелил губами, потом кивнул:
– Ладно, пару. Все равно я в прибыли.
На том и порешили. Илья с Аленой пошли плот сколачивать, а Иван, по дурости своей любознательный, к Добрыне с вопросом подъехал.
– Добрынюшка, а не было ли чего дивного в подводном царстве?
– Было, – согласился Добрыня. – Примерещилось мне, что я не Добрыня-богатырь, а простой парень по имени Завгар. Неплохой вроде парень, умный, но сложения не богатырского. То ногу сломаю, то другую. Скучная, одним словом, жизнь. А потом поехал я на Русь, богатырем стал… Но, рассудив трезво, решил я, что галлюцинации эти были мороком, Кащеем напущенным. И больше их вспоминать не собираюсь.
Так Иван и не удовлетворил толком любопытство, не узнал, чем занимался Добрыня в прошлой жизни. А вскоре и плот подоспел, сели на него всей командой и в путь отправились. Плыть не в пример легче было. Кикимора Лиза то плот подталкивала, плывя за кормой, то встречных русалок распугивала, не давала им петь песни свои завлекательные.
А уж сколько радости было, когда к бережку пристали да коней своих увидели! Те, бедненькие, уж и травку всю выщипали, и листочки с деревьев пообрывали. Рассупонили их богатыри, разнуздали, водичкой сладкой напоили. Иван на радостях Гнедка в губы поцеловал!
Немножко по направлению к Киеву вместе проехали, а потом толмач прощаться стал.
– Богатыри! – улыбаясь сказал он. – Рад я был с вами познакомиться, но пора и честь знать. Отправлюсь я к себе на родину и всем буду про вас рассказывать.
– Это правильно, – благосклонно кивнул Алеша.
– Привет Кейсероллу, – сказал Кубатай. – У меня в Киеве еще дело есть, так что я завтра приеду.
– Увижу – передам, – похихикивая сказал Смолянин. – Видишь ли, Кубатайчик, ухожу я из ДЗР.
– Чего? – поразился Кубатай. – На что ты жить-то будешь? Кому твой русский язык нужен, кроме нашей конторы?
Смолянин гордо потряс в воздухе кулечком с яйцами:
– Вот оно – мое будущее! Организую я компанию, назову ее «Я + Я». Буду яйцами торговать.
– Почему «Я + Я»? – изумился Кубатай.
– «Я плюс Яйца»! – пояснил Смолянин. – Звучит?
– Ну, в общем, да, – признался Кубатай. – Только ж яйца твои кончатся быстро, вот и прогоришь.
Смолянин загадочно улыбнулся:
– Во-первых, золотые яйца товар дорогой, штучный, на любителя. А во-вторых, – он невольно схватился за поясницу, – во-вторых, прав был Манарбит.
– В чем прав?
– Остаются кое-какие свойства после пребывания в этно-магическом поле! – загадочно изрек толмач и пришпорил коня.
Кубатай разинув рот следил за стелющимся позади Смолянина облаком пыли. Потом спросил тревожно:
– Что ж мне-то осталось? А, Иван?
– Весной увидишь, – дипломатично предположил дурак.
Кубатай кивнул и сказал:
– Придется мне с Кейсеролла молоко требовать за вредность работы. Молоко… и сливочки, и сметанку…
Так и поехали дальше – Илья с Аленой и Алеша с Лизой счастливые, Добрыня – надежд преисполненный, Кубатай – задумчивый, а Иван-дурак, по обыкновению, радостный.
А при дворе князя Владимира тем временем начинался бал. Была приглашена вся знать русская, послы кавказские, половецкие и печенежские, татарва пленная да киргизы заезжие. Столы ломились от икры, блинов да зелена вина.
Лишь Василиса Прекрасная, сидя в своей горенке, пребывала в глубокой печали. Марья-искусница, помогающая ей одеваться, пыталась успокоить княгиню:
– Ваше величество, верьте ему! Он успеет! Он такой прыткий! Да и мудрец заморский с ним.
– Прыткий, прыткий, – грустно повторила Василиса. – Все они прыткие на обещания-то… Ах! Что же мне делать? Честь моя под угрозой!
– Первая часть киевского бала! – заявил просунувшийся в горницу паж. – Василиса, тебя князь кличет!
– Ах! – закатив глаза, произнесла Василиса. – Совру, что забыла сережки на тумбочке. Но если ко второй части бала дурак не приедет – конец мне.
– А значит – и всей земле Русской, – горько прошептала Марья. – Татары вконец обнаглели, предлагают Владимиру на дочке их хана ожениться! Сделать женой младшей, любимой… Попадет тогда Русь под иго татарское!
Василиса головой покачала:
– На двоеженство Владимир не пойдет. Знает, что слаб по мужской части. А вот если со мной
