по слухам, от каких-то греков или из тех краев, во всяком случае.
– Интересно, – проговорил задумчиво Милов. – Деятель культуры и глава штурмовиков – в одной упряжке?..
– Ну, это до поры до времени, – уверенно молвил Гектор, – Растабелла они сразу же, как только утвердятся у власти, ну, не то чтобы выкинут, но сделают из него – как это у вас, русских, называется – образец…
– Образ, – поправил Милов, – икону, вы это имели в виду?
– Вот-вот, и будут ему поклоняться, но делать-то станут по-своему.
– Ясно, – сказал Милов и встал. – Ева, – позвал он осторожно: женщина лежала с закрытыми глазами и отозвалась лишь на повторное обращение. – Вам что-нибудь нужно?
– Спасибо, Дан, ничего, я просто полежу, только, если можно, снимите с меня ваши туфли – я вам очень благодарна за них, но теперь я уже дома.
Милов осторожно снял с нее туфли.
– Ева, с ногами нужно что-то сделать. Где тут поблизости живет врач?
– Не нужно врача, в ванной откройте аптечку, там есть такая коричневая туба с мазью – это все, что нужно.
Милов не сразу (жилище было обширным) нашел ванную, принес требуемое, выдавил мазь на пальцы, осторожно начал втирать.
– Как приятно, – тихо проговорила Ева, – еще, пожалуйста… и вторую тоже…
Это заняло минут пятнадцать; Гектор тем временем, сперва поглядев на них с иронией, закрыл глаза и, кажется, задремал.
– Я еще полежу немного, – сказала Ева, – а потом чем-нибудь покормлю вас.
Милов и в самом деле почувствовал, что закусить было бы нелишне. Услышав о еде, Гектор мгновенно открыл глаза.
– Кстати, о еде – а где у вас телефон? Серьезный, я имею в виду.
– В его кабинете, – сказала Ева бесцветным голосом. – Из холла по коридору прямо, в самом конце.
– Да не работают телефоны, Гектор, – напомнил Милов. – Тока ведь нет все еще.
– Ну, – сказал Гектор, – правил без исключений не бывает, это-то вам известно?
– Тогда я с вами, – сказал Милов.
Он снова подошел к Еве, погладил ее по голове – она слабо улыбнулась. Гектор уже вышел, чтобы, по журналистской привычке, первым захватить связь.
– Дан, – тихо сказала женщина, – вы меня презираете?
– За что, Ева?
– Ведь Рикс – мой муж, вы знаете… И он во всем этом играет какую-то роль, похоже – немалую. Не я не знала и сейчас не знаю, честное слово…
Милов пожал плечами:
– Ну и что? Почему вы должны стыдиться своего замужества? Я вот тоже был женат, и надеюсь, что вы простите мне это: тогда я ведь не знал вас…
Он ожидал, что она снова улыбнется, но женщина оставалась серьезной.
– Рикс, – повторила она, – он ведь тоже стоял там, на балконе, по соседству с Растабеллом и Мещерски.
Милов присвистнул.
– Но какое отношение он, иностранец, может иметь…
– Я не знаю, как и что, – сказал она, – честное слово, хотя и видела, что у него есть какие-то дела с политиками, но ведь деловому человеку без этого нельзя. Но я не предполагала, клянусь вам…
– Ева, – серьезно сказал Милов, – я тоже клянусь вам, что никогда не стану целоваться с Риксом.
На этот раз она все же подняла уголки губ.
– А со мной?
– Если бы не Гектор поблизости…
– А мне все равно, – сказала она, – хоть бы он даже стоял рядом.
– Я вовсе не настолько близок с ним, – сказал Милов, – чтобы доставлять ему такое удовольствие. Но вас, Ева, я не отдам больше ни Риксу, ни Гектору – никому!
– Хорошо, – сказала она, – я потерплю, я очень терпеливый человек.
– Пойду, попробую позвонить, если это и на самом деле возможно, – сказал Милов, нагнулся и поцеловал ее; поцелуй был долгим.
– Идите, – сказала она, – не то моего терпения не хватит.
Он прошел в кабинет. Гектор сидел за обширным пустым столом. Тихо звучал транзисторный приемник; передача шла на английском. Кроме приемника, здесь были два телефона, стояли телекс, факсмашина, на отдельном столике – персональный компьютер, по стенам – закрытые полки с видеокассетами и дискетками.