– Вот дрессировка… – снова пробормотал Мерцалов. Ему всегда легче думалось, если мысли озвучивались, тут же становились словами.
«Дрессировка, да, – подумал услышавший это ворчание Милов. – Цирк. И аппарат на груди укротителя. Он может походить на фотоаппарат, а может – на какой-то экзотический талисман. И звери синхронно выполняют движения.
Потом выстрел – укротитель падает – и носороги застывают, совершенно обездвижев.
Укротитель тоже все время держал руки на своем талисмане…»
Милов закрыл глаза, чтобы изображение не мешало думать. Собственно, он все понял намного раньше – когда увидел, как ветераны садились в самолет. А сейчас оставалось лишь четко сформулировать выводы.
О чем тогда говорили, а он подслушал?
Было два аппарата; один украл кто-то сбежавший. И что-то там упоминалось относительно укротителя зверей…
– Ты что – уснул, старый анархист?
Это Мерцалов потревожил раздумья. Милов лишь досадливо мотнул головой.
– Потерпи, скоро все тут закончится – для нас полным провалом. Вот тогда сможешь спать хоть неделю, хоть месяц подряд – никто тебя не побеспокоит…
На дисплее встретились Урбс и господин, что из поликлиники. Пожали руки, поулыбались, обменялись несколькими словами. И колонна снова тронулась.
Как раз в тот миг, когда девица в очередной раз прикоснулась к своей камере.
Берфитт обождал, пока Банкир, как бы случайно дрейфуя по залу, не оказался в двух шагах от него. Но поворачиваться к подошедшему не стал. Сказал как бы в пространство – благо, в это время никого больше по соседству не оказалось:
– Все благополучно?
Банкир ответил:
– Тирию будут атаковать. Вот-вот.
Он тоже смотрел в другую сторону.
– На здоровье, – сказал Берфитт. – Так и нужно было. А в остальном?
– Надеюсь, что все в порядке. Хорошо, что я успел вернуться – меня, как назло, послали в провинцию. А вы – не пора ли вам уехать?
– Я посмотрю, как они усядутся в автобус. И, может быть, с ними и уеду – если не будет никаких осложнений.
Банкир кивнул.
– Встретимся вечером, по условию.
И они неспешно разошлись в разные стороны.
«БМВ» тирийского посольства ходко катил по шоссе. Полдороги до Москвы уже проехали.
Тяжелый, донельзя обшарпанный грузовик неожиданно вырвался с боковой дороги. Преимущественное право проезда было у тирийца, но шофер «Камаза» почему-то не счел нужным уступить. Ему понадобилось сразу же встать в левый ряд: быть может, он собирался сделать левый поворот или развернуться; разрешающий этот маневр знак виднелся в полусотне метров впереди.
Водитель посольской машины принял, насколько мог, влево, стремясь уступить дорогу. Но его возможности были крайне ограничены: левее была уже полоса встречного движения, и навстречу как раз шла полицейская машина на большой скорости.
Грузовик все-таки вмазался в «БМВ», но, к счастью, вскользь; пострадал в основном багажник: крышка его распахнулась, ящик выпал на дорогу. Водитель посольского автомобиля встал на тормоза. Полицейская машина с визгом шин уже разворачивалась позади. Грузовик сдал назад – рассчитывал, похоже, удрать; но один из полицейских уже вскочил на подножку, и шофер предпочел, видимо, не усугублять своей вины.
Пассажиры легковой машины отделались испугом. Пострадала машина; но хуже всего пришлось ящику: при ударе о дорогу он раскрылся, насколько банок покатилось по асфальту. Обычных консервных банок.
Когда пассажиры выбрались из «БМВ», милиционеры – их было двое – уже заканчивали собирать банки; третий возился возле них с каким-то прибором. Четвертый – всего их оказалось четверо – уже готовился составлять протокол.
Дипломаты переглянулись. Можно было протестовать: их багаж мог считаться неприкосновенным. Хотя и оказался на дороге. И старший из ехавших так и поступил: тут же заявил протест и предупредил, что будет жаловаться в Министерство иностранных дел.
Милиционеры извинились, банки вернули до последней. Протокол все-таки пришлось составить. Шофера грузовика задержали до выяснения, увезли с собой, за руль «Камаза» сел один из четверых.
Из машины старший патруля позвонил. Доложил:
– Консервные банки. Фрукты какие-то…
– Так я и думал, – сказал Мерцалов, получив это известие. – Пустой номер.
– Да, – согласился Милов. – Финт, и не очень хитроумный.
Мерцалов рассердился:
