опустили тяжелые головы и застыли, никак более не реагируя на происходящее. А еще через миг рухнули на песок арены.
Униформисты бросились к упавшему. Из амфитеатра спешили вниз – с разных сторон – два человека; видимо, то были врачи, даже в цирке не забывающие о своем долге.
Дрессировщика подняли. На плотном песке осталось небольшое красное пятно.
Шпрехшталмейстер, собравшись с мыслями, объявил, что представление окончено и вызвана полиция. Но публика уже расползалась, плотным потоком вытекая из шатра. Да они и не могли бы помочь полиции ничем: ни один не был свидетелем происшествия, хотя все они при нем присутствовали.
Милов взглянул на часы.
– Пойдем, – сказал он. – Нам пора.
– Ты понимаешь что-нибудь? – Ева мелко дрожала – от страха или перевозбуждения, кто знает.
Спускаясь, Милов оглянулся. Носороги по-прежнему недвижно лежали на арене; униформисты и прибежавшие им на помощь артисты пытались поднять животных, но ни один не стронулся с места – словно все они вдруг утратили способность к движению. Только бока равномерно поднимались и опадали.
– Понимаю, что произошло убийство, или покушение. Только и всего. А не понимаю гораздо больше. Но сейчас думать некогда.
– Постой. Куда мы идем?
– К выходу.
– Там же его нет!
– Будет. Это ведь все-таки не железобетон…
В стороне от выхода, все еще забитого людьми, Милов подошел вплотную к брезенту. Пригнувшись, чтобы не помешала поперечная балка, вытащил нож того типа, что у специалистов носит название «стропорез». Брезент уступил, и через несколько секунд они оказались снаружи – на противоположной от выхода стороне.
– Можно подумать, что ты уклоняешься от встречи с полицией. Невероятно!
– Ничего подобного. Я избегаю потери времени, только и всего. Если мы еще не оставили намерения по дороге в аэропорт съехать с дороги в укромном местечке…
– Чего же мы медлим? – сердито спросила Ева. – Ты не можешь шагать побыстрее?
Урбс звонил в Майруби по спутниковой связи. Дозвонился быстро.
– Парк. Кто слушает?
– Инвалид.
– Что у тебя?
– Сделано чисто.
– А машинка?
– Подобрать не удалось. Там, на арене, у всех на глазах – проще уж самому надеть на себя браслеты и явиться в полицию.
– Ты что, в своем уме? Нам эта вещь нужна любой ценой!
– Да не трясись. Я ее не взял, но и никто другой тоже не увел. Эта штука сейчас похоронена под одним из его скотов – когда парень падал, она слетела с него. А скоты эти сразу же улеглись, их пытались поднять, но без подъемного крана тут не обойтись. А я вскоре туда загляну. Как только стемнеет.
– Лады, – сердито проговорил Урбс. – Хотя постой. У него ты нашел еще что-нибудь… такое?
– Что, по-твоему, я должен был его на арене обшарить?
– Не на арене. Жилье его ты проверил, как следует?
– Я и близко не подходил. И не знаю, где он там живет…
– Ты что, всерьез? Было ясно сказано: чтобы никаких следов! А там, где он живет, какие-нибудь следки наверняка есть. С выходом на нас. Или хотя бы на машинку. Детали там, мало ли что… Немедленно, пока никто другой не спохватился, иди и все обшарь. Живет он, надо полагать, где-нибудь неподалеку от своих скотов. Просмотри все бумаги, может быть, есть какие-то письма – он ведь наверняка с кем-нибудь да связан.
– А если не найду?
– Замети все чисто.
– Это как?
– Купи зажигалку за двадцать пять центов… И чтобы ничего не осталось. Теперь понял?
– Все ясно.
– Сделаешь – доложишь.
Перед тем, как идти в операционную палату, он вызвал начальника охраны.
– Ты с этим говорил недоделком?
– С пигмеем? Попробовал.
– И что он?
