Походяшина. После заточения Н. И. Новикова в Шлиссельбургскую крепость и конфискации всего имущества и книг «Типографической компании» По- ходяшин понес огромные убытки. И, как пишет М. Н. Лонгинов: «Походяшин пережил Новикова несколькими годами, но память умершего друга оставалась для него постоянно священной. Над смертным одром Походяшина висел портрет Новикова, и смотреть на него было единственными утешением человека, жившего когда-то в роскоши и умершего на чердаке в положении близком к нищете».
Наверное, следует напомнить любезным читателям, особенно молодым, что Верхотурье входило тогда в состав Пермской губернии.
Но вернемся к нашему Ивану Журавлеву. На территории Верхотурья есть Журавлев камень — большая гора в составе Уральского хребта к северу от Денежкина камня. Между камнями проходила тропа из Жевалодо-Благодатского завода на реку Вишеру, по каковой в давние времена только и поддерживалась связь Верхотурья с Чердынью.
Побывал совершенно случайно у Журавлева камня автор этих строк и не мог не вспомнить, что у него в блокноте есть запись о Ване Журавлеве, и дал себе слово, что когда-нибудь проследит судьбу этого мальчика. Самым загадочным было то, как он смог выбиться в сенаторы и стать в один ряд с продавшим его вельможей.
Ване Журавлеву кто-то крепко помог. В заводской школе он, видимо, обратил на себя внимание. Скорей всего, Григорий Максимович Походяшин даровал ему вольную и увез в 1792 году в Москву. Журавлев окончил Московский университет и был рекомендован в Литовское губернское правление секретарем с чином коллежского регистратора. Вскоре Иван Федорович проявил себя настолько нужным специалистом, что его переводили с повышением с места на место. Приведем его формулярный список о службе: в 1800 году он был назначен секретарем при Литовском гражданском губернаторе, а в 1804-м — столоначальником в департаменте министерства юстиции. Через два года назначен в Вильно губернским прокурором, а в 1809 году попадает в канцелярию к знаменитому государственному деятелю, статс-секретарю М. М. Сперанскому. Это были годы, когда враги Сперанского выступили против его либеральных преобразований в стране и убедили Александра 1, что государь не имеет даже права ограничить свою власть, потому что Россия вручила его предку самодержавие нераздельное. Император решил избавиться от влияния статс-секретаря и накануне войны с Наполеоном сослал Сперанского вместе с его единственной дочерью на четыре года в Пермь, откуда тот написал государю свое знаменитое оправдательное письмо, в котором убедительно опроверг переданное ему Александром при прощании обвинение.
Работа Журавлева в домашней канцелярии Сперанского не повредила его карьере. В мае 1812 года он назначается помощником статс- секретаря Государственного совета по департаменту законов и производится в статские советники. Во время Отечественной войны Журавлев постоянно находится при государе. Он побывал в царстве Польском, в Пруссии, Саксонии, Богемии и других немецких княжествах и в Швейцарии. В 1817 году Журавлев становится директором департамента министерства юстиции и производится в чин действительного статского советника. Позже он — обер-прокурор департамента Правительствующего сената, а в 1820 году его назначают делопроизводителем верховного уголовного суда над декабристами. За долговременную и ревностную службу в 1827 году ему была пожалована грамота на дворянское достоинство. В дальнейшем его производят в тайные советники, поручают управлять делами министерства юстиции, присутствовать в Правительствующем сенате и награждают орденом Белого Орла.
Журавлев занят правовой оценкой конкретных фактов и разрешением споров. Ивану Федоровичу приходилось заниматься громкими делами, о которых сохранились публикации в исторических журналах. Несколько выдержек из них мы приведем.
«Покойный Д. Н. Бантыш-Каменский принадлежит к числу немногих наших отечественных историков, пользующихся громкою, вполне заслуженною известностью. Его «Деяния знаменитых полководцев и министров Петра Великого с портретами (2 ч.)», История Малороссии» (первое изд. в 4 ч., 1822 г., второе изд. 1830 г., в 3 ч. с портретами, картами и снимками), «Историческое собрание списков кавалеров четырех российских императорских орденов», «Словарь достопамятных людей русской земли» (изд. 1836 и 1847 гг.) и «Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов» (изд. 1840 г., в 4 ч.), — труды многолетние, добросовестные, доныне составляют драгоценные материалы для русской истории и едва ли когда утратят свои достоинства в глазах каждого просвещенного и любознательного читателя. При всех стеснениях цензуры своего времени, Бантыш-Каменский первый из русских биографов отважился выставить многих государственных деятелей (некоторых из них — даже современных) в настоящем их свете, низводя этих чуть не гомерических героев с их высоких пьедесталов на степень обыкновенных смертных со всеми им свойственными слабостями; независимо от этого в своих трудах он оставил богатый материал для новейшей истории России. Биографические словари его долго еще будут необходимы как справочные книги. Воздавая должное истинным сынам отечества, наш биограф строго относился к его пасынкам, к сынам счастия и временщикам, которыми изобиловали царствования преемников и преемниц Петра Великого. «Деяния знаменитых полководцев и министров Петра Великого» было напечатано им в 1812 году, когда дозволено было писать правду только о временах Грозного; «Биографии российских генералиссимусов» появились в 1840 г., когда и об Иване Грозном следовало относиться чуть не с благоговением. По этому можно судить, каких трудов и усилий стоило нашему историку избегать столкновения с придирчивой цензурою, и, при всем том, он сумел выйти победителем из неравной борьбы и лестью, не маскировал исторической правды.
Принося пользу отечеству, им страстно любимому, Бантыш-Каменский послужил ему и не на одном только ученом поприще. Искренно сочувствуя благим видам правительства, надеясь на свою энергию, он после многолетней службы на поприще дипломатическом решился вступить на поприще административное, и был назначен тобольским губернатором.
Вскоре по прибытии Бантыш-Каменского в Тобольск к нему, под масками доброжелателей, явились наушники и крючкодеи, надеявшиеся подчинить губернатора своему влиянию. Начали они наговорами на П. М. Канцевича; но при первой же их попытке очернить генерал-губернатора в глазах Бантыш-Каменского последний, как говорится, осадил их назад и тем вызвал на борьбу открытую. Крючкодеи написали в сенат донос, ревизовать который приезжали два сенатора и поддержали доносителей только из-за того, что губернатор позволил себе резкие выражения в адрес клеветников.
«Как можно оправдать вас? — говорил мне один из моих судей. — Я сам сенатор и был ревизором, обязан поддерживать товарищей. Если губернаторы будут уничтожать донесения сенаторов, к чему сенаторы? Или должно их совсем уничтожить, или не посылать более на ревизию.
По крайней мере, судья сей мыслил вслух. Другие молчали!
Не менее замечательно свидание мое с Сперанским. Несчастье есть пробный камень, на котором узнают людей. Я испытал сию истину на самом себе и, хотя умел ценить сердца человеческие, но, со всем тем, любил забавляться себялюбцами!
В третий приезд отворились для меня двери в кабинет нашего законодателя. Прием его был довольно холодный: приподнявшись немного со своих кресел, он указал мне другие, на противоположной стороне стола, за которым сидел. Сначала разговор наш не заключал ничего занимательного, но под конец сделался огненным.
— Итак, вы решительно намерены утруждать государя? — сказал мне Сперанский.
Я: — Принужден к тому сенаторами, бывшими в Сибири, очернившими меня в драгоценном мнении его, подведшими несправедливо под ответственность, в противность самих законов.
Сперанский: — Не они, а 1-й департамент Правительствующего сената и комитет министров подвергли вас ответственности, следовательно, вы должны жаловаться не на сенаторов, а на сенат, на комитет министров.
Я: — Но Правительствующий сенат и комитет господ министров имели в виду их несправедливые донесения.
Сперанский: — Так жалуйтесь же не на одних сенаторов, а также на сенат, на комитет. И вы думаете, что государь предпочтет вас двум сенаторам, первому департаменту, комитету министров?
Я: — Вся моя надежда на правосудие монарха.
Сперанский: — Поверьте, что вы останетесь в накладе. С сильными слабому бороться невозможно. Сенаторам всегда дастся вера, они всегда останутся правыми.
Я: — Для государя справедливого, каковым я почитаю нашего, все подданные должны быть равны. От
