параллельных лифта.
Чиннмарк умело рулил, не спуская глаз с пляшущего рядом «Торда». Вот опять сигналит окровавленной рукой: все в порядке.
Молодец Чиннмарк.
Сложив ладони рупором, я набрал побольше воздуха в легкие и прокричал, разделяя слова:
– У… нас… течь… вода… прибывает… вовсю!
Мы подошли так близко к «Торду», что я хорошо различал лицо Билла, словно вытесанное из гранита.
– Понял!.. Серьезная течь? – Его голос звучал уверенно и спокойно.
– Не знаю… Мы не смогли уточнить место!
– Ясно… Зайдем за Раммен с подветренной стороны!.. Понял?
– Понял!.. Только не ускоряйте ход!.. Последних моих слов Билл не слышал, он уже возвращался в рулевую рубку.
По мере того как «Торд» удалялся от нас, я отдавал лежащий на палубе трос. Дизели «Торда» глух» взревели, включаясь в единоборство. Машине противостояли могучие противники: собственный вес буксира и полтора десятка с прибавкой тонн «Конни» плюс штормовой ветер и беснующееся море. Сорванная ветром с троса желтая слизь разлеталась над морем.
Мало-помалу «Торд» вновь развил нужную скорость. Рокот прибавивших обороты мощных двигателей смешивался с плеском волн о борта и завыванием ветра в органных трубах такелажа. Повышение оборотов означало повышение скорости буксировки. Не могу сказать, чтобы меня это радовало. Я пополз обратно, волны меня пощадили, и я благополучно свалился в кокпит к Чиннмарку. Только колени побаливали после такой прогулки.
– Они хотят завести нас под прикрытие Раммена, – сообщил я Чиннмарку.
– Хотят, говоришь… скажем так: попытаются…
– Я встану на руль.
– Она все хуже слушается…
– Это из-за воды, которая плещется в трюме. Чиннмарк подался вперед, лег на живот и заглянул под палубу. Налетевшая справа волна спустила вниз по трапу еще несколько сотен литров соленого моря.
– Там воды чертова уйма, – доложил Чиннмарк.
– Чертова уйма – это сколько? – сердито крикнул я.
– Столько, сколько прибавилось к прежней чертовой уйме! – ухмыльнулся он, проводя по лицу раненой рукой.
Кровь придала ему сходство с индейцем в воинской раскраске.
Я сорвал с шеи мохнатое полотенце, которым всегда обматываюсь, выходя в море. Оно было мокрое, как губка, лежащая на дне морском.
– Оберни руку, – сказал я. – Может, остановит кровь.
– Спасибо.
В трех милях под ветром от «Торда» из волн возник серый скалистый массив острова Раммен. Три мили открытого моря… Всю дорогу до подветренной стороны Раммена мы будем во власти стихий.
Медленно «Торд» лег на более восточный курс. Дальше нам предстояло идти, принимая ветер и волны с кормы.
Когда буксир завершил поворот на сто десять градусов, разразился подлинный ад. Огромный вал подобрался к «Конни» сзади и поднял корму высоко над водой. Нос яхты смотрел почти вертикально в ложбину. Палуба уподобилась крутой лыжной горке. Носовой релинг скрылся в воде, и казалось – весь корпус последует за ним туда же.
– Нелегко нам придется, подставляя зад ветру и волнам!
– Эти болваны тащат нас слишком быстро!
– А, черт, она не слушает руля!
Я крутил штурвал влево, вправо. Он вертелся свободно, словно пропеллер. Никакого давления на перо.
– Перо висит в воздухе!.. Ты крутишь его над водой, Морган…
Тем временем волна прокатилась дальше под корпусом, и перо снова шлепнулось в воду. Я напряг все силы, парируя рывок штурвала, и зажмурился от боли в грудных мышцах.
«Конни» метнулась было наискось влево от «Торда», но, прежде чем нас настигла следующая волна, мне удалось укротить своенравный порыв яхты и отвернуть нос вправо. Требовалось разворачиваться предельно круто, чтобы лечь на сколько-нибудь ровный курс за кормой «Торда». «Конни» не желала подчиняться. Она дергалась, металась, вырывалась у меня из рук. Из-за тяжелого подвижного груза в трюме качка получила совершенно нелогичный, не поддающийся контролю характер.
В самый разгар крутого поворота корму опять подняла гигантская волна.
– Внимание… девятый вал, черт бы его побрал!..
– Ты что – считаешь их?
Чиннмарк знал не хуже меня, что девятую волну во время бури принято считать самой сильной и
