– Да-а-ай погадаю тебе, – предложила она, сдерживая усмешку. Голос ее изменился: стал нахальным, зазывным. – Честно тебе говорю, красавец – все хорошо будет у тебя в жизни, счастье будет, деньги будут!
Люба-Голуба обмахнулась воображаемым веером и подмигнула Бабкину хитрым глазом.
– Она призналась, что Ольга ей заплатила, – мрачно закончил Сергей, перекатывая между пальцами резиновый шарик и сжимая его в такт своим словам. – Тех троих идиотов, которые напали на нас вечером, тоже нашла Голишко – один из них оказался ее двоюродным племянником. Я потом с ними поговорил, – он недобро усмехнулся. – Мальчики, правда, никак не могли взять в толк, чем же я так недоволен: пострадал-то один из них, а не я. Оказывается, Оля их заверила, что серьезной драки не будет, потому что она почти сразу крикнет условную фразу о пистолете, и они убегут – сделают вид, что поверили и испугались. В общем-то, так оно и вышло, только я успел одному из них нос сломать, а они меня саданули под ребра. Про гардину, думаю, мне не нужно тебе объяснять – ослабить шурупы было проще простого. Что еще...
– Мне очень интересно, как был проделан фокус с собаками, – признался Илюшин. – Или это был элемент случайности, который удачно вписался в остальной план?
– Нет, Макар, не был.
– Хм. Дай подумать... Супруга подложила тебе в карман приборчик, который вызывает агрессию у животных?
Бабкин рассмеялся, покачал головой.
– Все куда проще. Если я скажу, что стаю прикармливала все та же Голишко, этого будет достаточно? Кстати, вожак, как я позже убедился, умнейший пес, хорошо понимающий команды.
– А, вот в чем дело! Она подала команду, когда ты вышел из подъезда?
– Совершенно верно.
– Откуда? Неужели ползла по-пластунски за песочницей?
– Пряталась в детском домике. Взрослый человек в нем легко помещается, если сядет на скамеечку, а через окошко она могла меня видеть и подать команду псу, когда я отвернулся.
– Понятно...
Илюшин побарабанил пальцами по столу, бросил короткий взгляд на хмурого Сергея, вспоминавшего события восьмилетней давности.
– И в результате ты с ней развелся.
– В результате я с ней развелся, – как эхо, откликнулся тот.
Бабкин вспомнил: когда он вернулся домой, открыв дверь своим ключом, Ольга ничего не услышала и не отреагировала, когда муж вошел в комнату. Она стояла возле окна, грызла светлую прядь, покачивалась с ноги на ногу – привычка, приобретенная ею в спортзале, – и на короткое время Сергей почувствовал угрызения совести от того, что собирался сказать и сделать. У него мелькнула догадка, что, возможно, он ошибается, Оля и в самом деле его любит, только за годы брака любовь ушла глубоко внутрь. А теперь, перед угрозой развода, проявилась снова, и жена не нашла другого способа, чтобы удержать его, кроме выдумки с гадалкой.
– Оля, – тихо позвал он, и жена резко обернулась.
Он отметил, что за пять лет их брака из анемичной девушки с неинтересными, но миловидными чертами лица она превратилась в женщину. Но не в такую, в которую превращаются иные анемичные девушки, приобретая заманчивую округлость форм и тот особый взгляд, который привлекает мужчин. Ольга стала похожей на закаленную даму, прошедшую сквозь тяготы семейной жизни и сформировавшую мнение обо всех мужчинах на свете, с ежесекундной готовностью к защите, а то и к нападению. Брови она не выщипывала тонко, как раньше, а оставляла широкими, и они придавали грубоватость ее лицу. Уголки губ чуть опустились, и больше не читалось на ее лице постоянной готовности улыбнуться чужой шутке, даже не самой смешной.
«Это со мной она стала плохая, а брал-то ее хорошую», – вспомнилось Бабкину. Сергей не собирался оправдываться: он искренне считал себя виноватым в том, что случилось с их браком и с Ольгиной жизнью. И в том, что не положил конец этому раньше.
– Я разговаривал с Любой Голишко, – сказал он.
В зеленых глазах Ольги что-то мелькнуло и тут же исчезло. Выражение лица осталось непроницаемым.
– Это... глупо это было, честно говоря, – добавил Сергей, с сожалением глядя на нее. – Зачем ты все это придумала? Я никогда бы не купился на такое, ей-богу. Я же все-таки, как-никак, оперативник.
Он ждал, что жена начнет оправдываться, может быть, расплачется, попросит прощения... Вместо этого Ольга удивила его в очередной раз:
– Ты сам не замечаешь, как тупеешь на своей работе, – искривив губы, бросила она. – Я, может быть, недооценила твой профессионализм, но вовсе не твой ум.
Она подошла вплотную, обдав Сергея запахом духов, и он подумал, что никогда не любил парфюм, которым она изредка пользовалась.
– Надеюсь, ты не вздумаешь выгнать меня из квартиры прямо сейчас? – осведомилась она, глядя на него снизу вверх.
Озадаченный отсутствием ожидаемой им реакции, Бабкин молчал.
– Очень глупым с моей стороны было полагаться на порядочность мента, – добавила Ольга. – Не переживай, завтра я уеду. Я подумала, что ничего не может быть хуже, чем эта нищенская жизнь с тобой.
– Наверное, именно поэтому ты так старалась не выпустить меня из упряжи, – съязвил Бабкин, не сдержавшись.
Ольга помолчала, надменно вскинув голову и глядя на него со смешанным выражением презрения и насмешки. Несколько секунд назад она осознала, что муж не простит ее и все ее попытки удержать его оказались тщетными. Крепко вколоченные понятия о том, что «правильных женщин мужья не бросают», вступили в противоречие с остатками гордости, и гордость одержала верх. В ней загорелось желание напоследок как можно сильнее уязвить мужа, чтобы он испытал такую же боль, какую испытывала она сама.
– Дурак ты, Бабкин, – сказала наконец Ольга. – Мне
– Я понял, – кивнул Сергей, придя в себя. – Короче говоря, я сдохну под забором, и ты придешь плюнуть на мою могилу.
Ольга дернула плечом, раздвинула губы в улыбке.
– Не льсти себе. Я не приду.
На следующий день она уехала к своей матери.
– М-да... – протянул Макар, впечатленный историей первого брака Сергея, – кто бы мог подумать, что женщина станет прикладывать столько усилий для того, чтобы удержать мужа, который ей давно не нужен. Помнишь фильм «Тот самый Мюнхгаузен»?
Он выразительно процитировал:
«– О чем это она? – Барона кроет. – И что говорит? – Ясно что: подлец, говорит, псих ненормальный, врун несчастный... – И чего хочет? – Ясно чего: чтоб не бросал».
Сергей не улыбнулся. Он прекрасно знал, какой вывод сделал Илюшин из его рассказа, потому что не сделать его было нельзя.
– Почерк, – нехотя проговорил он.
– Что – почерк?
– Не притворяйся, ты понял. Идея похожа и в первом, и во втором случае. «Подсказки судьбы», только для меня было сработано куда более топорно. Но люди меняются.
