и, конечно же, успел позаботиться и о паспорте на другое имя, и рассчитать, как проще и безопаснее выехать из страны. Я совершенно уверен, что его здесь уже нет.
– Ты не думаешь, что он решил остаться и затаиться где-нибудь, пока все не утихнет?
– Вряд ли. Его спасение в быстроте, и судя по тому, что демонстрировал Качков до сегодняшнего дня, действует он и впрямь быстро. А вот его оставшийся сообщник и впрямь может нас бояться.
– Осталось его найти, – хмуро пробормотал Сергей. – И желательно получить доказательства его виновности, чтобы было с чем сдать его или ее ментам.
– Да, чистое знание нам ничего не даст, – согласился Макар, глядя, как Сергей обмакивает отбитое мясо в смесь взбитого яйца с какими-то пахучими травами. – Мне, пожалуйста, с кровью.
– Это не бифштекс, а я не английская кухарка, чтобы с кровью готовить. Получишь хорошо прожаренный кусок! – Бабкин аккуратно выложил мясо на сковородку, где оно немедленно зашкворчало, окруженное пузырящимся маслом. – И у нас нет ни одного предположения о том, кто мог взорвать Силотского... Непонятно, организовал ли Качков смерть своего босса или он не имеет к этому отношения?
– Думаешь, это совпадение? – протянул Макар. – Сомнительно. Хотя нельзя исключать, что в деле и впрямь замешан кто-то, не имеющий отношения к краже денег и попытке убедить Дмитрия Арсеньевича в изменении его реальности. Но пока фигурой, объединяющей все, остается Владимир Олегович Качков. Кстати, одну большую ошибку он все-таки допустил – возможно, именно потому, что ему по каким-то причинам приходилось торопиться.
– Какую?
– Когда лично провернул маленькую операцию «жамэ вю», не прибегая к услугам исполнителя.
– Возможно, не мог найти подходящего человека? – предположил Сергей.
– Может быть. Благодаря этому мы знаем совершенно точно, что именно он пытался ввести в заблуждение Силотского. Вопрос «с какой целью?» остается открытым.
– Напрашивается предположение, – заметил Сергей, переворачивая отбивные, – что он хотел таким образом убедить собственного шефа поделиться с ним деньгами. А когда это не получилось и Силотский обратился к нам, просто их украл.
– А зачем убил? – пожал плечами Макар. – Нет, Серега, как ни крути, убийство не вписывается в этот план. Взрыв поднял столько шума в буквальном и переносном смысле, что теперь правоохранительные органы будут искать Владимира Олеговича куда активнее, чем если бы он просто сбежал с деньгами своей фирмы.
– Дело рук сообщника? Который руководствовался собственными интересами?
– Голые предположения, друг мой, голые предположения, и ни одного факта для их обоснования, – пробормотал Илюшин, по привычке взлохмачивая волосы.
– В кои-то веки тебе понадобились факты? – театрально удивился Сергей. – Кто всегда кричал о чутье, которому не требуются доказательства? Кто демонстрировал озарения (случайные, между нами говоря), периодически попадая пальцем в небо? И от этого человека я слышу о желании найти факты?! А как же твоя пресловутая интуиция?
– Моя пресловутая интуиция очень плохо работает на голодный желудок, поэтому ждать от нее пользы бессмысленно. Кстати, я хочу, чтобы ты после обеда съездил к бывшей супруге.
– Зачем? – вздрогнул Сергей.
– Выразить соболезнования. А заодно расспросить ее о друзьях Дмитрия Арсеньевича. Надеюсь, мне не нужно предупреждать тебя об осторожности?
– Поздно, – буркнул Бабкин. – О какой осторожности можно говорить, если по твоей вине мне придется отправиться к женщине, которая меня ненавидит! Эх, даже отбивную расхотелось есть.
– Ничего, – хладнокровно ответил Илюшин. – Мне больше достанется. Может, именно на такой эффект я и рассчитывал.
Сергей бросил на него мрачный взгляд и стал раскладывать мясо по тарелкам.
Вернулся он вечером и застал Макара за ноутбуком – Илюшин быстро открывал файлы один за другим, пару раз промелькнула новостная лента и исчезла, сменившись чьим-то блогом, затем Макар свернул все окна и обернулся к Сергею.
– Судя по времени, потраченному тобой на общение с бывшей супругой, ты должен все досконально знать о ближайшем круге знакомых Силотского.
– Почти так оно и есть. – Сергей прошел в кухню, поставил чайник: во рту пересохло, очень хотелось пить. – Я с ними общался.
– Что?
– Я с ними общался! – крикнул Бабкин, и в дверях тут же появился Илюшин, заинтересованно уставившись на него.
– Рассказывай, – потребовал он. – И мне тоже можешь чая с мятой заварить.
Сергей фыркнул, но подчинился. Развязывая мешочек с мятой, привезенный Илюшину тетушкой Дарьей, он вспомнил тех двоих, что пришли к Ольге «поддержать ее морально», по выражению одного из них.
– Трое, – сообщил он, заварив мяту и смородиновый лист кипятком. – Их было трое.
– Хорошее начало, почти эпическое, – одобрил Илюшин.
– Не перебивай! Вечно ты меня перебиваешь... Дружили они со школы – Ланселот, Крапивин и Швейцарец.
– Кто? Швейцарец?
– Семен Давыдович Швейцман. А Швейцарец – оттого, что с детства мечтал уехать и жить в Швейцарии, отсюда и прозвище.
– Уехал?
– Нет, не уехал.
– Почему?
– Потому что со временем расхотел, – пояснил Сергей, двумя часами ранее задавший этот же вопрос Семену Швейцману. – Решил, что в страну своей мечты он может приезжать отдыхать, а бизнес лучше делать в России.
– К тому же опасался разочарования, если переедет и обнаружит, что манящее «далёко» вблизи окажется вовсе не столь прекрасным, как грезилось... – добавил Макар, размышляя вслух. – А почему у второго нет прозвища?
– Потому что он его не заслужил. Нет, прозвище-то у него было, но в лицо его так больше не называют. «Пресноводное». Должен тебе сказать, я понимаю, отчего Денису Крапивину дали такую кличку.
Перед мысленным взглядом Сергея встали друзья Ланселота – маленький чернявый Швейцман, подвижный, эмоциональный, вносящий в любое действо суматоху, и худощавый бледный Крапивин, с неизменно постным выражением лица, одетый так, словно собрался на совет директоров крупной фирмы или на похороны одного из членов того же совета.
– Ольга успела до их прихода рассказать, что Дениса Ивановича они называют «Человек без фантазии». Он весь такой, знаешь, выверенный до мельчайшей черточки, и говорит очень правильные вещи, но вовремя останавливается. Если бы он проповедовал дольше, слушать его было бы невозможно. Между прочим, довольно состоятелен – один из топ-менеджеров в компании «Дорштейн».
– А Швейцман?
– Швейцарец, как он говорит, крутится в бизнесе. По словам Ольги, он владелец крупного магазина музыкальных инструментов и подумывает о том, чтобы открыть еще один. Семен Давыдович хотел приобрести у Ланселота его дело и весь последний год уговаривал того продать ему «Броню». В общем-то, Силотский был не против – по тем причинам, которые он нам с тобой приводил: дело поставлено на накатанные рельсы, движется само по себе, заниматься им нужно лишь в той мере, чтобы не дать съехать под откос, а для Дмитрия Арсеньевича это было скучновато.
– Однако бизнес он все же не продал.
– Нет. Швейцман обхаживал его со всех сторон, крутился юлой, но ничего не добился. Да, чуть не забыл: ты спрашивал, почему Ланселот выбрал такое прозвище. Ничего неожиданного: начитался легенд о короле Артуре, вообразил себя рыцарем Круглого стола. Крапивин вспомнил, что привязалась кличка мгновенно, и между собой они Силотского иначе и не зовут.
