сплошные неприятности. По дороге домой я трижды падал, хотя чувствовал себя отлично. Потом врезался плечом в косяк, когда заходил в комнату. – Он указал на красочный синяк на предплечье левой руки. – Потом отравился прокисшим вином. Битых два часа сидел в нужнике. А еще меня тошнило. Я поклялся больше никогда не жрать устрицы в ресторане парома!
– Неудачный день, – согласился я. – Дальше что?
– Меня заинтересовала посольская шкатулка. Тогда, дурак такой, я думал, что там лежат драгоценности. А там – этакое страшилище из прозрачного камня! Вместо головы – клок щупалец, руки точно клешни, а ноги вообще описать не могу…
Ну да, ну да, валибурский бог удачи никогда не считался красавцем.
– Я подумал, сколько должна стоить каменюка. В искусстве не разбираюсь, но вещичка выглядела о-го- го! Короче, я пошел к Генксу.
– Скупщику краденого?
– К нему, кровососу! Так вот, пока я к нему шел, меня дважды едва не затоптали кашоты. Вы понимаете? Кашоты!
Я поджал губы и отрицательно мотнул головой:
– Никогда не видел этих существ. Но наслышан. Что-то вроде ходящих по суше китов?
– Ага. Толстые бестии о ста ногах. Дважды в год вылезают из моря, чтобы размножаться на нашем острове. Так знаете, что странно? Следующая случка кашотов ожидалась лишь через два месяца! А они на меня вчера поперли!
– Глобальное потепление, – предположил я. – Чего тут удивляться? Промышленные магические испарения, выхлопы фитильмобилей, пингвиноборотни на Севере мрут, все дела…
– Вкупе с другими несчастьями мне показалось это очень странным. Я ведь едва не погиб. Подумал, что во всем виновата свинцовая шкатулка. Говорят, свинец очень вреден для кармического здоровья. Так что выбросил ее в море…
– Статуэтку? – ужаснулся я, не вникнув в подробности.
– Шкатулку, – пояснил парень. – Когда выбрасывал – едва не свалился со скалы. Кроме того, на самом пороге у Генкса я снова упал. – На сей раз Булька продемонстрировал шишку за левым ухом. – Такого количества несчастных случаев у меня еще в жизни не было!
– А ты выражаешься более заковыристо, чем твой дружок Фархас. Где-нибудь учился?
– Да, в Большом университете. Факультет векторной философии.
– Зачем же тогда промышляешь воровством?
– Идти на зарплату работать? Нет! Уж лучше рисковать свободой и бояться полицейских, чем всю жизнь возиться с мозгомпьютером, чертить магосхемы и бояться богов.
– Богов следует опасаться, – заметил я. – Кого, как не их? Ну да ладно, не хочется выслушивать философскую речь от мастера. Как там у тебя дальше получилось?
– Едва Генкс меня узрел – сразу начал орать. Оказалось, мой любовник… – Врас запнулся.
– Я не гомофоб, – с трудом произнес я. – Но и не сочувствующий. Продолжай.
– Короче, Лупка давеча одолжил у Генкса пару слитков. И не отдал. Торгаш и давай орать. Типа, деньги ему возвращай, раз с Фархасом дружу. У меня в карманах ветер гулял. Но я предложил Генксу оценить статуэтку и вычесть долг Лупки из ее стоимости. Вы не поверите: Генкс сказал, что вещичка стоит двадцать среброслитков – ровно столько, чтобы покрыть должок с учетом процентов. Ну что за неудача?! Он отобрал у меня каменяшку и избил. Больше того – позвал своих обезьян, и они втроем меня отметелили.
Врас со стоном развернулся. Спина русалкина сплошь да рядом была украшена насыщенного цвета синяками, царапинами и ссадинами; на жабрах темнела запекшаяся кровь.
– Вот! – торжествующе поднял я палец. – А чертил бы магосхемы – реже бы получал. Иди работать, дармоед!
Меня проигнорировали.
– Я едва сумел вырваться, – уставившись в противоположную стену, бормотал парень. – Но когда убегал – зацепился ногой за куст банановой ежевики и выбил себе левый резец. И все же стало легче. Как только Генкс забрал статуэтку, у меня будто валун с души свалился. Больше я не падал, дошел домой без приключений. Но дома…
Булька вдруг заплакал, прикрывшись ладонями.
Странное зрелище – видеть здоровенного, по-бандитски остриженного налысо мужика рыдающим точно несмышленый малыш.
– Я пришел к Фархасику, а он сказал мне… сказал, что у него есть другой! А-а-а-а-а-а! После стольких лет страсти и нежности! Я столько всего ему сделал хорошего! А он, бесстыжая шлюха, ушел к другому!..
– Да ладно, чего реветь? Найдешь себе другую… кхм… другого товарища.
– Вы так думаете? – Врас поднял раскрасневшееся от слез лицо.
– Конечно, – приободрил я его, уже собираясь уходить. – Ты видный парень, симпатичный… на любителя. Так что твое счастье еще впереди. Не стоило вешаться из-за какого-то наркомана.
– Действительно, не стоило, – прошептал Булька. И вдруг повысил тон: – Это все статуэтка виновата! От нее одни несчастья! Проклята она!
У меня по этому поводу были свои соображения. Вполне вероятно, то ли бог удачи, то ли жрецы из Астурского графства заколдовали данный кусок янтаря. Возможно, тот, кто решался украсть статуэтку, тут же получал «подарок» от Аркшона – в виде нелепых неудач, несчастий и прочего. Почему бы заведующему Удачей богу не заниматься также и подлостями?
– Ладно, бывай здоров, неряха. Постарайся впредь не воровать у моих клиентов и не принимай наркотиков. А если уж приспичит наложить на себя руки – сперва хорошенько подумай.
– Не буду больше вешаться, – пробормотал воришка, когда я уже выходил, предварительно подняв щеколду.
– Молодец! Желаю приятного дня.
– Не-е-е… Вешаться не буду! Лучше пойду и Лупку повешу… – донеслось из комнаты.
Я не стал дожидаться начала трагической сцены. Подхватил дра’Амора под мышку, прощально махнул старухе.
До отплытия «Смелого рыка» оставалось примерно сорок минут. Но по пути надлежало заскочить к одному нечистому на руку старьевщику.
– Скажите, граф, – обратился я к послу, – помимо настоящей Удачи ваша статуэтка может приносить своему владельцу несчастья?
– Буэ-э-э-э-э, – проблеял Баглентайт. – В саду гуляла, цветы собирала. Оборотня встретила – всю себя отдала…
Замечательная песня. Народная, валибурская. Но ответа на вопрос я так и не услышал.
Глава 14
Отдай!
Если верить Грабасу, моему стукачу из валибурского порта, жилище господина тор-миль Генкса находилось рядышком с местной достопримечательностью.
Солнечная дорожка ютилась на северном краю острова. Высокая круча, щедро повитая диким плющом и не менее диким кустарником, виднелась над колеблющейся кромкой пальмового леса. Над нею порхали диковинные островные птички: крузяблы, змеевые аисты, а также ливневые стрекозы. Окрестности так и лучились неподдельным восторгом дикой природы. На все лады звучали счастливые напевы.
Благоухало свежестью зелени, сочащимися стволами пальм, немного птичьим пометом. С моря накатывал легкий соленый бриз. Хотелось вдохнуть полной грудью, оттолкнуться ногами от похрустывающего песка и гальки. Взлететь под теплые лучи валибурских солнц.
У берега хулиганили вездесущие чайки, ревели тягловые киты, грохотал ансамбль на пароме. Там бурлила жизнь цивилизации. Хлопотал разношерстный люд на портовом базаре, демонстративно дрались уличные бойцы, кто-то громко расхваливал достоинства борделя «Два светила».
Здесь же, в этих местах за окраиной города, доступных лишь благодаря протоптанной в густом кустарнике тропинке, царила настоящая природа. Над деревьями со свистом пролетали насекомые. За ними, гулко похлопывая крыльями, неслись представители птичьего семейства. Где-то в чаще яро хрипели
