центром иудаизма. А я уж приму на себя ответственность, чтобы он продолжал жить.
ИЗРАИЛЬТЯНИН. Для человека, который делает миллионы долларов, Зодман, вы просто исключительно глупы. Неужели вы не понимаете, что процветание Израиля куда важнее для вас с Веред, живущих в Чикаго, чем для нас с Табари, живущих здесь? Что Израиль защищает вас от следующей волны нацизма? Что Израиль наделяет евреев тем достоинством, которого они никогда раньше не знали? Как много еврейских таксистов в Нью-Йорке говорили мне, когда я приезжал в Соединенные Штаты: «Ваше поведение там заставляет меня гордиться, что я еврей». Вы хвастаетесь своими взносами. Знаете, что я думаю? Что Государство Израиль должно взимать по сорок центов налога с каждого вашего доллара. За те услуги, что мы вам оказываем.
АМЕРИКАНЕЦ. Как после этих слов вы можете рассчитывать на доброе отношение таких людей, как я?
ИЗРАИЛЬТЯНИН. А мне не нужно ваше доброе отношение. И ваша снисходительность.
АМЕРИКАНЕЦ. Так чего же вы хотите?
ИЗРАИЛЬТЯНИН. Иммиграции. Вашей помощи, чтобы мы выжили.
АМЕРИКАНЕЦ. Я американец и не обязан хранить верность Израилю. Если вы и дальше будете говорить точно так же, я перестану быть евреем.
ИЗРАИЛЬТЯНИН. Вот это уж не вам решать. Кюллинан может перестать быть ирландцем, и никого это не обеспокоит. Утром он может объявить: «Я больше не католик», и это будет только его решением. Но если даже вы десять лет будете орать: «Я не еврей!» – это ровно ничего не изменит, потому что решать эту проблему не вам, а вашим соседям. Не вам. Ни одному еврею не удалось покончить со своим еврейством.
АМЕРИКАНЕЦ. В Америке мы пишем новые правила.
ИЗРАИЛЬТЯНИН. Но ваши новые правила будут оцениваться по старым стандартам. В Испании сотни тысяч евреев твердили: «Мы больше не евреи. Мы испанские католики», но не прошло и двухсот лет, как Испания сказала: «Пардон, все же вы евреи». В Германии последователи Мендельсона говорили: «Мы интегрировались в немецкую среду. Мы перестали быть евреями». Но немцы сказали: «Простите, но ваша бабушка была еврейкой, и поэтому отныне и навечно вы остаетесь евреем». А если вы ищете классическое подтверждение своей теории, то отправляйтесь на остров Мальорку. В 1391 году по острову прошелся жуткий еврейский погром, после которого оставшиеся евреи обратились в католицизм. Поинтересуйтесь, что случилось с ними. Их убивали, сжигали живьем, подвергали гонениям, загоняли в гетто – и как бы они ни хранили верность католицизму, они не могли избавиться от своего еврейства. Эта история страшна, но не забывайте ее. Каждый Шаббат те, кто когда-то были евреями, публично, на улицах, ели свинину, доказывая, что они больше не евреи, но и спустя пятьсот лет ни один из настоящих католиков Мальорки не вступал в брак с ними, потому что они продолжали оставаться евреями. И мы несем груз этого наследства.
АМЕРИКАНЕЦ. Вы пытаетесь утверждать, что история остается неизменной. А вот Америка доказала, что история таки меняется. То, что случилось на Мальорке, никак не сможет повлиять на грядущие события в Америке. Мы свободны, и наша свобода гарантирована. Конституция нашего общества утверждает эту свободу, и я верю в нее.
ИЗРАИЛЬТЯНИН. Я тоже, Зодман. Пока Китай не станет главной силой на земле и каким-то образом унизит вас. Пока акции AT amp;T не упадут до сорока и вы не влетите в очередной экономический кризис. Пока не появится наследник сенатора Маккарти. Вот эти дни и станут для вас испытанием. Найдите время и поговорите с секретарем кибуца. В прошлом году он поехал в Россию навестить родных и друзей. Сорок лет Россия утверждала, что стала новым раем для евреев, и многие евреи были согласны с этим. И знаете, когда он оказался в России, никто из его родственников не захотел даже говорить с ним. Увидев его, они захлопывали двери. Скинувшись, они заплатили надежному другу, чтобы тот навестил его в гостинице. Друг пошел на большой риск. «Уезжай домой, – сказал он ему. – И никому не рассказывай, что ты имеешь к нам отношение. И когда вернешься в Израиль, ничего не пиши в газетах против России – или мы исчезнем, и ты никогда больше о нас не услышишь». Вы понимаете, что если Россия разрешит евреям эмигрировать, то миллионы их прилетят в Израиль.
АМЕРИКАНЕЦ. Я должен верить в благородство своей страны. Я хочу, чтобы Израиль продолжал существовать – для других. Я хочу, чтобы у воджерского ребе была своя синагога – для других. И я буду платить, чтобы его синагога существовала и дальше. Но мой дом, все мое будущее – в Америке.
ИЗРАИЛЬТЯНИН. Но ваш духовный дом будет здесь.
АМЕРИКАНЕЦ. Я не уверен. Решения ваших раввинов по такими делам, как мой развод, скорее всего, будут все больше и больше отдалять нас друг от друга. И у нас будут два еврейства: одно, духовное, будет здесь, а другое, мощное и эффективное, в Америке. И контактов между ними почти не будет.
ИЗРАИЛЬТЯНИН. Для любого из нас нет более важного дела, чем сохранять эти контакты.
АМЕРИКАНЕЦ. А теперь мы с Веред должны улетать… в лучший в мире дом для евреев.
ИЗРАИЛЬТЯНИН. Когда над вами разразится гроза, Израиль будет ждать вас.
В вечер этого последнего обмена мнениями к столу подсел Шварц, и, когда самые болевые точки спора нашли достойное разрешение, словно дебаты вели вежливые джентльмены в черных галстуках, он поразил собеседников грубой правдой о предмете, который они обсуждали:
– Вы говорите так, словно будущее будет развиваться по прошлым канонам. Все изменилось, Зодман. Вы живете в совершенно ином мире. Как и ты, Элиав.
– Что вы имеете в виду? – спросил Зодман.
– А вот что. Пару лет назад во Флориде были взорваны несколько синагог. Помните?
– – Какое отношение ко мне имеет Флорида?
– Похоже, что начинает вздыматься высокая волна антисемитизма, Моя группа тут в Израиле очень внимательно изучила ее. И пусть это потрясет вас, но вам стоит знать, что, если эти взрывы будут продолжаться, мы готовы скрытным образом доставить во Флориду вооруженных добровольцев. Чтобы подготовить местных евреев. И кое-кого пристрелить… раз и навсегда.
Зодман сглотнул комок в горле. Кюллинан, наклонившись вперед, спросил:
– Ты собираешься организовать вторжение во Флориду?
– Почему бы и нет? Немцы убили шесть миллионов евреев, а мир только и делал, что спрашивал: «Почему никто из них не сопротивлялся?» – Он потер предплечья, и Кюллинан в первый раз обратил внимание, что на том и на другом были следы жестоких переломов. – Так вот – я сопротивлялся. Как и многие другие. Почти все они погибли. Но если добрые обитатели Майами, Квебека или Бордо однажды решат ликвидировать своих евреев, я лично прибуду в этот город – и снова буду сопротивляться.
Зодман и Кюллинан потрясенным шепотом попытались оценить этот новый вызов, брошенный Америке, но им не удалось этого сделать, потому что Шварц продолжил:
– Вы не будете сопротивляться, Зодман, потому что людям вашего типа этого никогда не приходилось делать. Ни в Берлине, ни в Париже, ни в Амстердаме. И ты тоже, Кюллинан. Вы будете молиться, вы будете выпускать взволнованные заявления, выражать глубокое сожаление, но вы и пальцем не шевельнете. А Элиав от имени правительства привычно заявит: «Ведущие нации мира обязаны что-то сделать», но и он понятия не будет иметь, что именно, и не сможет ничего подсказать. – Шварц с презрением посмотрел на троих мужчин и сказал: – Но никому не придет в голову заявить: «А почему бы самим евреям не взяться за дело?» Вот поэтому моя группа будет готова действовать. – Он повернулся к Зодману и сказал: – Так что, когда в Чикаго начнутся беспорядки, а вы будете уверять, что с ними удастся справиться, если евреи найдут общий язык с правителем и начальником полиции, никто не будет ждать от вас каких-то действий, Зодман. И я прошу только об одном. Если в это нелегкое время вы увидите меня на улице и поймете, что я прибыл из Израиля, чтобы возглавить еврейское сопротивление, не выдавайте меня. Посмотрите в другую сторону и молча пройдите мимо. Потому что я прибуду, дабы спасти вас.
Он коротко кивнул трем слушателям и прекратил дискуссию – жесткий и собранный человек, который не питал никаких иллюзий по поводу современного мира. Человек той породы, которую Кюллинан уважал и даже любил, – мужественный и несгибаемый, готовый противостоять и всей христианской церкви, и объединенным арабам, и перепуганным еврейским соглашателям Флориды, и растерянным неевреям. Словом, всем, кто захотел бы принять участие в этом действе. Было приятно знать, что такие люди населяют новый Израиль, и Кюллинан благословил неуемную самоуверенность Шварца:
– Если вы направите свое мужество в другое русло, Шварц, вы построите великую страну.
