рассматривала меня. Медленно, очень медленно — теперь уже не сомневаясь, что это сон, — я наклонилась и притронулась к ней. Она отпрянула назад, как будто ее ударило током.
— Кто ты? — едва выговорила я.
Она смотрела на меня широко открытыми глазами. Судорожно вздохнула. Потом схватила мою руку и стала ее целовать.
— Я помогу тебе, — говорила она с лихорадочным блеском в глазах. — Спасибо тебе. Спасибо. Спасибо.
— О чем ты говоришь? — спросила я.
— О, Господи! — раздался голос Джин, которая вбежала в комнату. — Как ты сюда попала?! Боже мой! Пошли, Миранда! Скорее! В постель!
Она потащила меня из комнаты. Оглянувшись, я увидела, что девочка вся дрожит от возбуждения.
— Что это было? — спросила я. — Я хочу знать! Позвоните моей маме!
— Конечно, Миранда. Не беспокойся. Я позвоню ей. А сейчас пойдем ляжем.
— Я нажимала кнопку, чтобы вас вызвать. Где вы были?
— В моем пейджере сели батарейки, а я не заметила. Я пошла проверить, как ты, а тут...
Мы пришли в мою комнату. Она уложила меня в постель.
— Я хочу позвонить маме!
— Конечно. Звони. А я схожу за доктором Мулленом.
— Да, — ответил мне в трубку мамин сонный голос.
— Мама! Приезжай! Тут девочка. Она совсем, как я! Что происходит?! Это моя сестра? Она тоже больна?
— О, Господи! — пробормотала мама. — Элан, проснись! — В трубку было слышно, как она будит папу. — Проснись! Это Миранда. Она нашла номер десять!
— Что? — услышала я папин голос. Тут в комнату вбежал доктор Мул лен.
— Да, Миранда, — начал он. — Эти сны бывают просто удивительными. Все кажется таким реальным.
В его руке, которую он держал за спиной, оказался шприц. Он протер мне руку ваткой со спиртом и сделал укол.
— Что вы делаете?! — воскликнула я, роняя телефонную трубку.
— Миранда! Миранда!
Я открыла глаза. Все передо мной расплывалось, впрочем, не так сильно, как накануне, когда я засыпала в первый раз. Я вполне ясно различала доктора Муллена. Он улыбнулся мне. Рядом с ним стояла мама.
Я приподнялась на кровати.
— Зачем вы это со мной сделали? — осуждающе спросила я доктора.
— Сделал что, Миранда? — спросил в ответ доктор Муллен.
Он действительно выглядел озадаченным.
— Сделали мне укол! Чтобы я все забыла. А я хочу знать, что здесь происходит? Кто эта девочка?
— Миранда, я впервые вижу тебя с тех пор, как ты вчера ночью поступила в клинику, — пытался уверить меня доктор Муллен.
— Вы были здесь прошлой ночью, — настаивала я. — Вы сделали мне укол после того, как я увидела... увидела копию самой себя в десятилетнем возрасте!
Я взглянула на маму.
— Я же звонила тебе. Ты знаешь, что это правда.
— Ты не звонила мне, Мира, — мягко ответила мама.
— Все дело в лекарстве, которое тебе дали перед сном, Миранда, — сказал доктор Муллен. — Ты сразу крепко заснула, и твои сны казались тебе очень реальными.
— Это не был сон! — закричала я. — Я видела ее! Я могу показать ее комнату!
Мама взглянула на доктора Муллена.
— Конечно, ты покажешь нам ее комнату, — ответил он. — Но сначала мы тебя осмотрим. А потом ты с мамой можешь походить по всей клинике.
Он посветил мне в глаза своим фонариком, измерил давление, показал мне три пальца и спросил, сколько я вижу, потом заставил меня следовать взглядом за его пальцем. Закончив, он с удовлетворением потер руки.
— Прекрасно, прекрасно! Миранда, ты побудешь здесь два дня, чтобы отдохнуть и подготовиться к операции. Мы пересадим тебе новую печень. Тебе очень повезло. Мы уверены, что с помощью нашей генной терапии сможем заставить рассосаться опухоли в почках, легких и даже в голове. В принципе то же можно было бы попробовать и на печени, но она уже начинает сдавать, и нет уверенности, что генная терапия окажет быстрый эффект. Так что печень мы тебе пересадим. Когда ты восстановишься после операции, мы приступим к генной терапии, и я надеюсь, в скором времени ты уже будешь как новенькая и сможешь вернуться в школу.
Сияя жизнерадостной улыбкой, доктор Мул-лен вышел из комнаты.
— Пошли, мама, — позвала я ее. — Ты должна это увидеть!
Мы вышли из комнаты. Я опять в длинном коридоре, но выглядит он теперь как-то иначе. И в конце нет двери — просто глухая стена. Мы возвращаемся в мою комнату. Все окружающее я вижу по-прежнему смутно, но могу различить синие обои на стенах.
— Мама, — спросила я, — на обоях в этой комнате есть цветочки?
— Нет, дорогая.
— На них точно нет желтых цветочков?
— Нет.
Я озадачена.
— Ничего не понимаю, — жалобно сказала я.
Мама обняла меня.
— Расскажи мне свой сон. Он был страшный?
— Да!
— Тебя мучили кошмары?
— Да, но они казались настолько реальными.
— Когда сон кажется реальностью — это страшнее всего. А теперь ложись в постель. Ты должна сейчас хорошенько позавтракать. Пока будешь есть, все мне расскажешь.
Я еще раз оглядела комнату и тряхнула головой. И тут я вспомнила про ту фотографию и про наш с Эммой разговор. А вдруг это как-то поможет объяснить мой сон.
— Мама, а эти опухоли могут повлиять на работу мозга? Может, поэтому я не помню про комбинезон и все остальное?
— Боюсь, что да, — грустно ответила мама. — Но не надо беспокоиться. Это временно. Доктор Муллен заверил нас, что никаких необратимых изменений мозга у тебя не будет.
— Ну, я была бы не против забыть этот сон, — заметила я.
— Я понимаю, дорогая. А теперь ложись.
Я все еще чувствовала легкую дурноту — видимо, от таблетки, которую Джин дала мне вчера вечером, поэтому есть мне не хотелось. Я выпила апельсиновый сок, начала слушать пленку с записью одной из книг — ее мне привезла мама, и не заметила, как задремала. Когда я проснулась, мамы уже не было. Наверно, она пошла выпить кофе; ежедневно она поглощает его в огромном количестве.
