возражал запальчиво, резко. Ему нравились книги реалистические, отражающие как светлые, так и теневые стороны жизни. Не уводить от жизни, а служить ее преображению — вот великая цель литературы. «Для вас важно — что и неважно — как. А это пренебрежение к искусству», — сердилась Лия.
Такие споры отдаляли их, но мир прочитанных книг делал и это общение, и даже споры необходимыми.
Тогда многие молодые офицеры зачастили в библиотеку, стараясь завоевать благосклонность очаровательной библиотекарши. Но она редко кого удостаивала даже улыбкой, держалась гордо и холодно, даже высокомерно. Ее стали называть принцессой.
Оанча все больше чувствовал себя польщенным дружбой с Лией. Она явно выделяла его среди остальных. Но это была только дружба. Поэтому он искренне возмущался, когда кто-нибудь из офицеров нашептывал ему: «Не теряй времени, действуй!» Многие смотрели на него как на чудака, глупо и пылко влюбленного. Чтобы прекратить эти разговоры, он две недели не заходил в библиотеку.
— Вы болели? — с нескрываемой тревогой встретила его Лия. — Мне вас очень не хватало…
Оанча, смутившись, пробормотал что-то, выбрал книги и, как никогда быстро, ушел.
Через несколько дней, однако, они неожиданно встретились. Был конец ноября. Сеял мелкий холодный дождь, почти снег. У него было срочное дело в городе. Выезжая из ворот части, он увидел Лию, дрожащую под зонтиком.
— Можно мне с вами? — попросила она. — Нужно привезти книги, а я не нашла машину.
Он распахнул дверцу, и она села рядом. Ехали молча. Лия казалась задумчивой, отсутствующим взглядом смотрела перед собой, но Оанча чувствовал ее нервно подрагивающее колено, слышал ее неровное дыхание. Она как будто была настороже. В голубых лучистых глазах Лии нет-нет да и мелькали озорные искорки, которые конечно же предназначались ему. После этой поездки он опять две недели не появлялся в библиотеке.
Как-то Анка вдруг спросила его:
— Говорят, у нас появилась новая библиотекарша. В последнее время ты приносишь интересные книги. Да и новинки, смотрю, достаются тебе первому!
Тогда Владимир не знал, сказала это Анка с одобрением — ведь она успевала читать почти все книги, которые он приносил, — или это был первый сигнал тревоги.
Позже все разъяснилось: Анка получила письмо от тайного «благожелателя», в котором сообщалось о близкой «дружбе» ее мужа с библиотекаршей, но не поверила гнусному намеку, гордо и с достоинством защищая свою любовь. О полученном письме она ему не сказала, но все же не выдержало встревоженное женское сердце…
Оанча сидел, уронив голову в ладони, потом потер лоб, виски влажными холодными пальцами и опять с беспокойством посмотрел в ветровое стекло. Там, впереди, он видел окаменевшую в молчании Анку, ее скорбные черные глаза, потухшие, холодные. А как они светились раньше, когда она смотрела на него! Теперь Анка молчит. И ему не пробиться сквозь ее ледяное, мертвое молчание. Она молчит, но это страшнее, чем крик. Осуждение ее — не в словах, оно в ее опустошенном сердце, без мечты, без веры. Анка отказалась ехать с ним в новый гарнизон…
«Напрасно, напрасно я еду!» Оанча снова потер виски, стараясь отогнать воспоминания.
— Через час будем на месте, товарищ капитан, — проговорил водитель, будто извиняясь и за дождь, и за скользкую дорогу, и за такую непроворную свою машину.
Оанча ощутил тепло зажатого в ладони ключа, и мысли его улеглись, потекли, разматывая клубок недавних событий.
И вот опять золотистая, волнующая, трогательная Лия… Такой она была в ночь, которую они провели вместе. Нелепо, абсурдно. Только случай своими неведомыми путями свел их на мгновение. Они прожили его словно в опьянении.
Зимой Оанча и еще два офицера ехали по делам в Бухарест. В поезде они встретились с Лией Павелаке. Лия ехала сдавать экзамены. Она училась заочно в университете на филологическом факультете. Поезд опаздывал из-за сильных заносов. В Бухарест прибыли ночью. На улицах — ни души. Вьюга наметала сугробы, обволакивала снежной пылью дома.
Они отыскали такси. Одна, вторая гостиница — нет мест. Наконец, уже где-то на окраине, в маленькой старинной гостинице, им предложили три номера в мансарде. Лия заняла угловую комнату, офицеры поселились вместе, а Владимир отправился в номер в глубине коридора.
Было уже далеко за полночь, когда к нему вдруг постучали. За дверью стояла Лия, посиневшая от холода, кутаясь в наброшенное на плечи одеяло. Оказалось, что батарея отопления в ее комнате не работает. Дежурную она не нашла. Что же делать? А вьюга так старается, что снег добирается даже до кровати.
Оанча быстро накинул френч, намереваясь отправиться в ее комнату, но Лия горячо запротестовала: «Там просто Северный полюс! Вы простудитесь, заболеете».
Он и теперь уверен, что Лия пришла к нему не специально, не с каким-то женским расчетом. Она вся дрожала, как озябший воробышек. Он подтолкнул ее к кровати, накинул одеяло, а поверх еще свою шинель, дал хлебнуть коньяку. Долго гладил по голове, как больного ребенка. Озноб прошел, глаза у нее засветились. Молодость? Озорство? Просто они вдруг сошли с ума…
Когда он проснулся, Лии рядом уже не было. Видимо, она поняла, что встречаться им больше нельзя, — стыдно будет за эту минутную слабость. Сколько раз она говорила ему, что ждет настоящего чувства. Ночь эта не нужна ни ей, ни ему.
Конечно, в гарнизоне очень скоро стало известно о его «успехе». Да он и не собирался ничего скрывать от Анки. Рассказал все. Каялся, пытался все объяснить, просил прощения. Анка сразу потухла; разбитая, с воспаленными, сухими глазами, она, казалось, не слышит его. Только когда он уходил, она холодно сбросила его руку с плеча, будто защищаясь, тихо проговорила:
— Ты должен понимать: мое прощение ничего не изменит.
Он ушел, уехал в другой гарнизон, но ни на минуту не мог допустить, что между ними все кончено. Вся жизнь его была заполнена ею. Владимир знал, что сам во всем виноват, но была и обида. Ведь он же объяснил: это случайность, минутное затмение, оно не затронуло его душу и ничто не угрожает их любви. А она? Она так решительно все разрушает, как будто и не было отчаянно счастливой молодости, мудрой и глубокой вчерашней любви.
Когда он был курсантом военного училища, а Анка студенткой фармацевтического института, они словно летели навстречу друг другу. Коротких часов, скупо отведенных увольнительной, Анке всегда не хватало. Она часто уходила с назначенного места и бежала ему навстречу. «Видишь, пять минут, а выиграла!» — радовалась она, и глаза ее сверкали счастьем. Она не прятала своей любви, шла, прижавшись к его рукаву, к его грубой солдатской шинели. А провожая до самых ворот казармы, быстро, украдкой целовала, шепча: «Пожалуйста, возвращаю целым и невредимым!» С воскресенья до воскресенья он так ждал встречи с Анкой, что даже не замечал трудностей и тревог армейской жизни. Все давалось ему легко, потому что она всегда была рядом.
Когда он закончил училище, они даже растерялись: как же быть, ведь никаких планов на будущее не строили, так было хорошо в настоящем. «Анка, — сказал он тогда, — может случиться, что меня пошлют в отдаленный гарнизон». Она фыркнула, как несмышленая девчонка: «Я с тобой на край света поеду!»
Трудно прошел год, пока она не закончила свой институт. И вот приехала в гарнизон. Каким сумасшедшим было их счастье — все время вместе!
Год за годом он упорно трудился, полностью посвящая себя военной службе. Помогали энтузиазм молодости, любовь к армии, самоотверженность. Случалось, целыми неделями они виделись только поздними вечерами. Он уходил и возвращался затемно, оставлял ее в ожидании и заставал ожидающей. Анка встречала его с беспокойством и любовью. И даже когда он, сломленный усталостью, засыпал, она продолжала трудиться. Пусть не покажется это смешным, но ни у кого в гарнизоне не было такой аккуратной, отутюженной формы, как у него. Анка была настоящей женой военного.
И так легко и быстро все разрушить? Что же это за любовь, если при первом порыве ветра она погибает? Сам же все рассказал, все объяснил. Владимир не понимал Анку.
Обида погнала его из дому сюда, в эту глушь, подальше от Анки. Но здесь он многое понял. И прежде
