Где гора Глядит в небосвод,— Там живет Жагиши род!' 'Нрав твой, девочка, кроток И умна твоя речь. Укажи мне дорогу К дому дочки Малеч!' 'Посредине селенья Дом стоит на пригорке, Солнце смотрит в окошки, Иней перед рассветом Покрывает задворки. Дом беленый и длинный, Стены мазаны глиной. С одной стороны Там куриный помет, С другой стороны Навоз лошадиный'. 'Как проехать поближе?' 'Пред тобой две тропинки,— Без запинки джигиту Малечипх отвечает, — Простирается вправо Путь далекий, но близкий. Простирается влево Близкий путь, но далекий. Поезжай, как захочешь!' Малечипх одну оставив, Ускакал в селенье всадник. Возле дома, в знак печали, Быстро спешился он справа, Молвив: 'Дочь Малеч ищу я!' Отвечали домочадцы: 'Дочь Малеч сидит у речки И чуреки лепит куклам!' Времени не тратя даром, Яростно вскочил он в стремя, Скакуна хлестнул он плетью. Молнии в глазах сверкнули, А усы, как прутья, встали. 'В путь я, видно, зря пустился. Насмех витязя послали С вестью горестной к девчонке, Что песком еще играет!' К Малечипх он возвратился И ее осыпал бранью: 'Ты дика, нелюдима, Безобразна, сварлива, Неуклюжа, как мерин, Неучтива на диво. Ты, песком забавляясь, Лепишь куклам чуреки. Спит жених твой в могиле, Не проснется вовеки!' Затуманилось обличье Малечипх, девичье сердце Облилось горячей кровью: 'Ой, лицо мое увяло, Ноги с горя подкосились, Золотой поблек нагрудник! Не мое ли платье было Золотой тесьмой обшито, А рукав его — узорным Золотым шитьем украшен? Как ягненок, я резвилась На заре в росистых травах. Знала я, что мне недолго Оставаться в отчем доме. С кем сравнится Унаджоко, Ока моего зеница, Нарт мой, лев мой благородный? Он — жених мой с колыбели. Неужели не увижу Средь живых я Унаджоко?' — Малечипх рыдает горько. 'Поделом тебе, девчонка, — Старой девы слышен голос,— Что из нартского селенья Приплелась к реке с кувшином!' Побледнев от гнева, тихо
