Раздалась гора крутая, И сквозь каменную гору Малечипх идет рыдая. На просторе волны Псыжа Лижут берег, брызжа пеной. Пересечь поток бурливый Дочь Малеч должна, — о, горе! 'Дно твое семицветно, Гладь прохладою дышит, Берег — сердцу отрада. Семь селений глядятся В серебристые волны, И великой рекою Семь селений гордятся. Я с тобой бы охотно Поделилась печалью,— Пусть кипучие волны Унесут ее к устью! Жаль, что день на исходе, А итти мне далеко! Не смогу я осилить В полноводье потока. Зародившись от капли, Ты вливаешься в море. Я в дорогу пустилась, Чтобы выплакать горе. Слушай, Псыж полноводный, Псыж холодный, бурливый, Горделивый, свободный, Разомкни свои волны, Уступи мне дорогу!' И живые волны Псыжа, Брызжа пеной, расступились, Малечипх идет и плачет, Заливается слезами. Перед ней старый ворон, Черной ночи чернее. Видно, зол и хитер он. Взор он в землю уставил. 'Хищник проворный, Черный, блестящий! Ты над землею Кружишь в дозоре, Беды вещая, Ведая горе. Вечно спешишь ты На мертвечину: Людям кручина, Ворону — радость. В сторону моря, В горы, в долины- Всюду летаешь. Может быть, знаешь Ты мое горе?' Каркнул ворон с высоты: 'Куаг-куаг! Эй, о ком горюешь ты? Куаг-куаг!' 'Нарт из нартов — мой муж; я горюю о нем. В ратном споре он смел; дюж и статен, как дуб Шубу волчью надел нараспашку джигит, Золотые чувяки в обтяжку надел, Золотая кольчуга сияет огнем, Перетянут ремнем туго-натуго стан!' Ворон был чернее ночи, И прокаркал он со злостью: 'Куаг-куаг-куаг! Очи витязя я выпил, Расклевал джигита кости! Куаг-куаг-куаг!' Дочь Малеч в ответ Молвила ему: 'Яйца ртом нести Роду твоему, Лежа на спине Выводить птенцов, А птенцам — своих Пожирать отцов!' В черном платьице, босая, Малечипх идет селеньем. На нее бросая взгляды,
