Вышла Малечипх навстречу: 'Ты наплакалась, бедняжка! Видно, тяжко ты горюешь. Личико твое печально. Съешь, красавица, яичко!' Малечипх разбила яйца: От нее не ускользнуло То, что в рукаве служанки Ножниц острие блеснуло. 'Хоть яички округлы, Невелички и гладки, Хоть и кладки куриной, Петушиной закваски,— Чтоб заела собака Ту, что яйца прислала! Чтоб яичка не съела Та, что мне принесла их! Где протоптана дорога — Стога сена не накосишь! На ветвях, грозой спаленных, Не найдешь зеленых листьев! Хоть хозяйка и плешива, — Чем же виноват покойный? Дай-ка ножницы мне живо!' Дочь Малеч сама срезает Золотую прядь и молча Отдает ее служанке. * * * Рядом с матерью седою Малечипх сидит, рыдает, От людей не прячет горя. А соперница не плачет, Восседает на подушках И спесиво речь заводит: 'Малечипх' — я слышу часто, 'Малечипх' — какое диво! Право, ей похвастать нечем! На меня взгляните, — нитью Золотою вышиваю И, блистая красотою, Затмеваю всех соперниц; Как велит обычай нартов, Мужа своего с добычей До заката поджидаю В доме, убранном богато. 'Малечипх' — я слышу часто… 'Малечипх' — какое диво: Некрасив, неопрятна, Крошки пасты на подоле, В пятнах рукава одежды!' Малечипх ей отвечает: 'Дорогой клянусь утратой, — Светлым золотом расшиты Рукава мои богато, По подолу — золотые Кружева узором мелким, Золотой нагрудник блещет Чистотой своей отделки. Обо мне слагают песни Всем соперницам на зависть. Среди нартов я известней Тысячи других красавиц! Ты бы лучше замолчала И, усевшись на подушки, Медной головой бренчала Наподобье погремушки!' Унаджокову супругу Стала выручать золовка. 'Малечипх! — она сказала, — Спрячь свои воловьи ноги! Онемели мы с испугу, И глядеть на них неловко!' Малечипх ей отвечала: 'Чтоб тебе ремнем свернуться, Днем ненастным обернуться, Ненавистью поперхнуться И подохнуть в старых девах! Пальцы ли мои коротки, Или руки слишком длинны? За чужим добром пришла я, Или мало принесла я?'
