Лайя покраснела и прибавила шагу, а Трепло рассмеялся, показывая Синему кулак.
— Сворачивайте уже! — крикнул он вперёд. — Сколько можно по дороге переться.
— Давайте сразу вдоль реки пойдём, — тихо попросила Тисса, когда Лайя и Трепло догнали остальных. — Вам неважно, а лапка только у воды растёт.
Спорить никто и не подумал — хотя бы потому, что с обрыва открывался замечательный вид на город. И потому, что не сообразили, как сыро и слякотно окажется напрямик через лес. На глинистом склоне Тисса ушла вперёд, пока остальные оскальзывались и хватались за деревья и друг дружку, чтобы не укатиться к исходной точке. С наименьшими потерями в ельник выбрались (кроме Тиссы) Лайя и Синий. Синий избрал тактику 'тише едешь — дальше будешь' и полз от дерева к дереву мелкими шажками, цепко держась обеими руками и чуть не по минуте обдумывая каждый шаг. Лайя беззастенчиво висла на Трепле, рассудив, что он сам напросился в кавалеры. Трепло, судя по лицу, разрывался между противоположными чувствами: с одной стороны, когда ещё будет случай облапить Лайю, а с другой — с девушкой в одной руке и альдзелом в другой лезть на скользкий склон крайне неудобно. Особенно, при учёте того, что девушкой вниз, равно как и альдзелом, падать нельзя, а очень хочется! Так он и смотрел: то счастливо — на Лайю, то — тоскливо — на Умника, несущего свой альдзел бережно, как святыню.
— Не смешно, Тисса! — почти всерьёз нахмурился Умник, выбравшись на ровное, в ельник. Здесь было зелено и тенисто, не в пример лысым берёзам и ясеням. Белобрысая снисходительно улыбалась, опершись о залитый солнцем ствол:
— Да вы же совсем бестолковые, — сказала она, наклонив голову (пряди мазнули по вискам). — И как ещё никто не упал…
— Да уж так! — гордо сказал Синий, отцепляясь от последнего дубка и ступая на хвою под ёлками. Мокрая хвоя не преминула съязвить, и нога Синего радостно поехала в сторону, опрокидывая мальчишку навзничь. Умник фыркнул, Лайя — следом, и рассмеялись все.
— Да ну вас! — сварливо буркнул Синий, садясь. — О! — тут же отвлёкся он, — гляньте: гриб! Давайте грибов наберём!
Тисса повернулась в указанном направлении, как и все. Из-под хвои действительно выглядывал гриб: огромный прошлогодний маслёнок, невесть как не съеденный зверьём, круглый, жёлтый и засохший в камень.
— Горожане! — заулыбалась Тисса. — Идём!
Пахло влажной землёй, начинающей прогреваться, лежалой листвой и хвоей и свежей смолой. 'Знаешь, чем альдзел лучше девчонки? — вполголоса говорил девчонке Трепло. — Он если висит на мне, то висит себе смирно, а не дёргается и не ойкает то и дело!' Лайя заливисто смеялась, хваталась за его локоть и ойкала, оступаясь. Потом мальчишки обнаружили какую-то тропинку и ушли по ней вперёд. Лайя подумала, что с ними в лесу как-то сразу стало людно и шумно. Трещали под ногами ветки и шишки, громко шуршали отодвигаемые лапы елей, и сороки подняли гам, жалуясь на вторжение. ('По-моему, нас матерят', — сказал Умник, глянув вверх.) Только Тисса шла легко и тихо, просачиваясь сквозь ветки и не наступая почему-то ни на что трескливое. Её лаолийский костюм — свободные мягкие штаны и короткая рубашка навыпуск без ворота — отчего-то выглядел куда уместней одежды остальных, на городской манер более пёстрой.
— Ты в селе жила, Тисс? — спросила Лайя.
— Ага, — кивнула та. — Мы с дедом только пару лет назад в Эрлони перебрались.
Она потеребила мешочек на поясе.
— Жалко, что он умер. Хороший он был, только пил много.
— Девчонки, идите сюда! — Синий махал рукой с бугра над овражком. — Красота — хоть вешайся!
Лайя рассмеялась… глянула на Тиссу: извини, мол, что не грущу о деде. Тисса как-то беспомощно улыбнулась и пожала плечами, сгоняя с них пятна солнца.
Девочки пошли на зов, и едва выбрались на бугор — как на них обрушились звуки реки. Великий Арн плескался о валуны и лизал глинистый берег, обдавал брызгами наглеющий ветер, синей чешуистой сталью переливался на солнце. И стрижи уже кричали под ногами и прямо впереди.
А чуть левей, вверх по течению, лежала столица, темнея причалами и сияя мрамором храмов и Белого острова. Зубцы массивных башен Веройге вырисовывались на фоне Светлого озера. И мосты, мосты, полоски кружева, связавшего больший остров с меньшим и оба их — с берегами.
— Красивый у нас город, — сказала Лайя и как будто разбудила всех.
— Тут и остановимся. Все за дровами; Синий, давай вон то бревно подтащим, чтобы сидеть…
Тиссу отправили по её прямой обязанности: собирать травы. Остальные быстро натаскали дров (хватило бы до вечера) и стали разводить костёр из сырых веток и ветоши. Прокашлявшись от первого дыма, попытки с пятой разожгли и сели на бревно с видом на реку и город, и дороги от города к востоку и югу, теряющиеся в тёплом и влажном мареве. Умник и Трепло расчехлили альдзелы и затеяли пение — на зависть менестрелям. Лайя зачарованно слушала струны и голоса, щурясь на альдзелдов против солнца. Потом ребята затеяли учить её свистеть. Главным свистуном оказался Синий: и по-простому, и с двумя пальцами, и мелодию высвистать… Лайи хватило только на сиплый и тихий свист, которому никак не удавалось протянуть хоть пять секунд.
А потом ветер донёс запах пролесков, Лайя решила, что их срочно надо собрать, и отправилась исполнять решение.
Букет спустя она вдруг увидела Тиссу. Светлые волосы, убранные назад по-лаолийски, чтобы на висках оставались прядки, золотисто светились на солнце. Тисса сидела на краю обрыва на пятках, бессильно опустив плечи и голову и уронив руки, и плакала. Беззвучно содрогаясь всем телом.
Лайя покусала губы, решилась и подошла к ней, села рядом.
— Тисс… — она протянула руку тронуть подругу за плечо, но Тисса вдруг съёжилась и села иначе, обняв колени.
— Не трогай!
Всхлипнула, вытерла глаза рукавом.
— Не трогай меня, ладно? Я не могу… противно… так противно, ты не знаешь…
Лайя послушно отдёрнула руку, только что за спину не спрятала.
— Лай… Тебе вот в кхади нравится, да? — спросила Тисса, не поднимая лица от колен, из-за чего голос прозвучал глухо.
— Н… ну да… Ещё бы! — недоумённо согласилась Лайя.
— А мне вот нет! — с какой-то отчаянной решимостью сказала Тисса, поворачивая к ней лицо. — Я не хотела! Кто выдумал, что это надо и хорошо?! Это ей надо, а мне ничуть! Вы все хотите убивать, пока вас не убьют. Чего хорошего?!
Тисса говорила яростно, Лайя и не думала бы, что маленькая лекарка вообще так умеет.
— А я не хочу так, чего хорошего! Я не хотела, я вообще не хотела в кхади, не хотела так страшно! Это неправильно, люди не должны так жить, нельзя так! Я не хотела… Тем более, чтоб со мной — такое…
Она прерывисто вздохнула, помолчала и продолжила.
— Кошка успокаивает: их Кхад за меня кастрировала… а чего тут мне успокаиваться? И такая вся Кхад хорошая, за нас горой… А ей плевать на нас, она не за меня, а чтоб её все боялись, а больше ничего ей не надо! Ей на всех нас плевать, какие мы, что мы хотим — лишь бы делали, что ей нужно! Я ей не нужна, ей надо кто-то, чтоб лечил, а я бы умерла лучше! — выкрикнула Тисса в ветер над рекой. Стрижи сочувственно кричали что-то в ответ.
— Она, знаешь, мне что сказала? — тихо сказала Тисса. — Сказала, что если я себя убью, она меня у Кеила1 найдёт. Думаешь, правда?
Лайя молчала. Близнецы ей рассказывали, как Тиссу вытащили и как она просила, чтоб её убили. А Кхад показала ей то, чего она больше всего боится, и Тисса расплакалась и кричала 'нет'. И понятно, потому что Кхад умеет, Лайе случилось видеть один раз. Кхад подняла руку, показала ладонь человеку, и ничего не делала, просто сказала, что хочет посмотреть, чего он больше всего боится. И смотрела, а человек упал, и корчился, и кричал, и лицо было такое, что на него смотреть было страшно, и глаза совсем дикие. Лайя
