раньше никогда не думала, что можно умереть просто от страха, а оказывается, можно…
Но Тиссу Кхад не стала убивать, а только напугала, и сказала потом (Близнецы рассказывали), что самоубийцу с того света достанет.
— Я думаю, правда… — едва слышно сказала Тисса, опять утыкаясь в коленки.
______________________
1у Кеила — на том свете
Теотта
2272 год, 27 день 5 луны Ппн
двор 'Лисьей норы', Эрлони
— Жил когда-то бог. Это был молодой бог, и он очень хотел чего-нибудь совершить или создать, или разрушить — не важно что, главное, чтоб громко и все услышали. И вот однажды почувствовал он, что изнутри рта что-то в зубы стучится. Выплюнул — оказалось слово. Подумал бог, поразглядывал слово, пощупал и понял, что это имя реки. А если есть река, должны и берега быть. И исток, и устье, и города на реке, и люди, чтобы жить в городах. И сам бог не заметил, как создал Центральную равнину и Великие горы.
— Постой! — влез Нар Кьё, уже откликающийся на имя 'Нарк1', тряхнул головой. ('Э-э!' — возмутился Воробей: чёрная волнистая грива хлестнула его по лицу) — Ведь монахи не так рассказывают! Ты откуда это взяла? Рассказал кто?
— Никто не рассказал! — обиделась Теотта. — Я сама так знаю, — и замолчала. Народ зашумел. Кейя дала Нарку подзатыльника, Воробей стал громко требовать продолжение. Кошка шикнула на всех и стала выжидательно смотреть на Теотту. Нейех почесал плечо и снова замер. Теотта обвела неблагодарных слушателей взглядом, сощурилась от солнца и продолжила.
— Всё получилось хорошо, просто мир был неживой. Мёртвый был, — зачем-то пояснила она. — Бог и так уже старался, и этак, а толку — пшик. Совсем уже бог выдохся, и понял вдруг, в чём дело. Жизнь в мире была всего одна, божья, и не у мира, а у бога. И бог понял, что чтоб мир ожил, ему надо умереть. И умер.
— Так я эту легенду знаю! — снова перебил Нарк. — Это дазаранцы рассказывают. У них бог всего один, да и тот мрёт накануне каждой весны, чтоб назавтра ожить…
Теотта зашипела, как вода на сковороде, и потянулась к ножу.
— Ша, — скучно сказал Лорд, заступая между ними. — Нарк, учись молчать у Нейеха. Теотта, драки запрещены с позапрошлой луны.
Теотта по-звериному оскалилась, сверкнув белыми зубами с чёрного лица, и села на место.
— Он не ожил, — неохотно сказала она. — Он совсем умер, навсегда, даже души не осталось.
— Но ведь боги навсегда не умирают? — осторожно спросил Воробей. Бережно накрывая ладонью своего крылатого тёзку, которого нашёл где-то мокрым и полумёртвым пару дней назад.
— А этот умер. А то что ж это за жертва такая: умереть на пару дней, отдохнуть — и обратно? Он хотел, чтоб мир по правде ожил, вот и умер по правде.
— Странно это, — сказал Воробей, ковыряя в ухе.
— Но честно, — неожиданно поддержал Теотту Нейех.
______________
1нарк — кад., танцор.
Хриссэ
2272 год, 27 день 1 луны Ппд
лог у правого берега Арна, над Эрлони
— Теотта, это что будет? — спросил Воробей, приседая на корточки рядом с ней. Теотта следила за своими пальцами, быстро нырявшими между цветных шнурков. Крупные, хищноватого вида кольца на чёрных пальцах постукивали одно о другое.
— Дайте мне шнурочек, шнурочек, верёвочку, — спела Теотта, не оборачиваясь на Воробья. — Я сплету вам ленточку, ленточку, ленточку…
Воробей мысли свои озвучивать не стал. С какого-то подзатыльника он выучил, что эту психованную трогать нельзя: маньячка — хуже Хриссэ, который хоть через раз, но помнит, что драки Кхад запретила. А эта как заедет своим кастетом из колец — ходи потом с залысиной над ухом!
— Кусай её! Куси! — завопил Трепло. — За ухо!
Воробей обернулся. Птаха на его голове качнула крыльями и вцепилась ему в волосы, удерживая равновесие. Последняя пара на турнирке сошлась так близко, что Хриссэ дышал Кошке в ухо.
— Кто выиграет, тому и будет тесёмка, — сказала Теотта, глядя, как у Кошки не получается вывернуться. Хриссэ продолжал придушивать её её же посохом. Кошка дёрнулась ещё раз, вдруг повернулась лицом к Хриссэ и вдумчиво поцеловала. Тут уже Хриссэ дёрнулся от неожиданности, как будто плеснули кипятком, Кошка развернулась — соломенная коса змеёй завилась вокруг, — девчонка посохом подбила Хриссэ оба колена, уходя на два шага и облизываясь под радостное улюлюканье публики.
Хриссэ хлестнул плетью, Кошка приняла удар на посох — продолжая ухмыляться, довольная собой, — и попыталась перетянуть плеть на себя. Мэтр Ошта, стоявший под старой вишней рядом с Кхад, неодобрительно свёл брови. Хриссэ дёрнул плеть, дождался ответного рывка, подскочил, выпуская рукоятку, и ударил сперва в живот и тут же — в лицо снизу. Изобразил добивание локтём и гордо пошёл на круг почёта.
— Козёл ты, — сказала Кошка, выпрямляясь и трогая кровящие губы. Её было плохо слышно за скандирующими:
— Хриссэ! Хриссэ!
Тисса подошла, Лорд — остальные были заняты чествованием героя. Кошка пнула валяющуюся плеть и отмахнулась от Тиссы: тоже мне травма. 'Пойдём, сядем'.
— Ну? — восклицал герой, потрясая обоими кулаками. — Кто здесь лучше всех?
Кхад шагнула вперёд от дерева. Все — кроме Хриссэ — притихли.
— Я, разумеется, — спокойно сказала она. Хриссэ остановился. Сверкнул глазами.
— С магией, — презрительно сморщился он. Тишина натянулась такая, что стало слышно стрижей, сновавших над Арном. Кхад усмехнулась.
— Обещаю тебе, обойдусь без магии.
И вышла в круг.
Ошта удобнее оперся на дерево и сложил руки на груди. Он не поручился бы за ведьму. Без особой уверенности, уж точно.
Хриссэ подобрал плеть и медленно пошёл по кругу. Кхад снова усмехнулась — и согласилась, пошла тоже, небрежно держа ножи на кадарский манер: один прямым хватом, другой — обратным. Усмешка на лице так и осталась. Хриссэ вглядывался почти нервно: он вовсе не представлял, как дерётся Кхад. Она же его стиль знала, как и всех остальных. Она сразу начала так: сама занималась отдельно, а на их тренировки смотрела. На первом же отдельном занятии с ней Ошта увидел причину. Она не умела драться. Совсем. Непохоже было, чтоб ей вообще когда-то доводилось. Задатки — дай Таго каждому, а не умела. Двигалась, падала, уворачивалась — по-звериному. Когда Ошта прижал её к краю площадки, вынуждая нападать, девчонка замерла, скалясь, а потом его накрыло чем-то горячим, липким и мерзким до кошмарности. Когда глаза удалось открыть, Кхад сидела на земле рядом и хмуро прижимала ледяные пальцы к его виску. Ни объяснять, ни извиняться не стала. Только дальше мэтр атаковал осторожней и ждал, когда временами ведьма застывала с гримасой на лице и старательно загоняла обратно магию. Магией она лупила наотмашь, бездумно, с тем же звериным инстинктом, с каким перекатывалась и вскакивала, упав.
Выжидание, снисходительность мэтра её бесили, подстёгивали — ей многое было, как вожжа под хвост. Главная причина, почему она так быстро училась. Она отказывалась злиться — просто; её злость всегда оказывалась направленной, не растрачивалась зря. Оште не соврали: таких учеников он не нашёл бы нигде. О такой ученице, как Кхад, мечтал бы любой фехтовальщик. Она занималась остервенело, с тем
