голову, стиснул зубы и выговорил: — Сказала, ты сам с меня шкуру спустишь.
Идиот, думал тэрко, глядя сквозь него. Учёный. Наследничек. Опора родителей в старости. Оней стоял неподвижно, и ясно чувствовалось, как ему хочется провалиться сквозь землю. Три шкуры спустить надо — только ведь не поможет.
От галереи шёл сильный сквозняк, дёргая тесьму на сумке Онея.
Потом лорду тэрко пришла в голову ещё одна мысль. Ни одного пленного кхади под рукой не осталось. А если получить показания, которые позволят повязать ол Каехо…
— Если ты позовёшь этого Шонека куда-нибудь, он придёт? — задумчиво сказал ол Баррейя.
— Ну да, сегод… — сказал Оней. Вздрогнул и осёкся.
— Может, его ещё и выручать потом придут, — продолжил тэрко так же задумчиво. — Куда ты сейчас идёшь? — спросил он, остро глянув на сына. Лицо у того стало совсем несчастным. Нервные пальцы на сумке замерли.
— Я никуда не пойду, — тихо сказал он. И добавил ещё тише, но твёрдо и не опуская глаз: — И никто не пойдёт.
Ол Баррейе давно так сильно не хотелось на кого-то наорать. Но заговорил он медленно и раздельно.
— С чего ты взял, что этот крысёныш придёт сам, а не с друзьями?
Оней молчал, но не обиженно, а упрямо.
— Ты себе представляешь, что было бы, если бы тебя не отпустили?
— Представляю, — тихо сказал он. Глянул чуть ли не с вызовом. — Я видел пару раз, как ты говорил с информаторами в допросной.
Ол Баррейя поморщился.
— Где вы договорились встретиться?
Мальчишка молчал.
— Где?
— Он мой друг, — сказал Оней, глядя в пол.
— А я твой отец.
Оней вздрогнул, не поднимая взгляда.
— Про тебя я бы тоже не сказал, — едва слышно произнёс он.
Ол Баррейя яростно глянул на сына, а потом понял вдруг, что верит, вопреки логике. Ярость от этого неожиданно улеглась. Тэрко подумал — и решил, что это несущественно. Можно и иначе выяснить.
— Иди, — сказал герцог, махнув рукой в сторону выхода, отвернулся и пошёл наверх. От 'Башен' в сторону Лисятни идёт одна дорога, Шат успеет незаметно догнать мальчишку до первой развилки. Если отправить Шата прямо сейчас.
Оней стоял на месте сколько-то — шагов не было слышно. Потом двинулся с места. Ол Баррейя оглянулся проверить — так и есть, Оней поднимался вслед за отцом по той же лестнице. Мальчишка встретил его взгляд и сказал, неловко пожав плечами:
— Я лучше дома пока побуду.
Тэрко остановился на миг, потом усмехнулся и продолжил подниматься. Нужно было переодеться и выезжать к Джатохе, ол Лезон обещал какие-то новости.
Новости эти не добавили лорду Нохо хорошего настроения. Гверу донесли о большом грузе из Дазарана, перехваченном зангскими пиратами. Это третий корабль за месяц, и сделать ничего не представляется возможным. Герцог Рикола рвёт и мечет и требует либо имперских санкций к Занге, либо полной свободы действий для себя. На самом деле, ясно, каких именно действий. Герцог хочет уничтожить один портовый городок в устье Лобара, но позволить этого никак нельзя. Если иностранный корабль нападёт на зангскую пиратскую базу, Занга поднимет шум на всю Равнину об атаке на её граждан. Пираты никогда не бывают гражданами Занги, когда грабят чужие корабли, — но сразу становятся ими, стоит кому-то чихнуть в сторону их сухопутных баз. И непохоже, чтобы эта ситуация переменилась, пока пираты продолжают вносить добровольные пожертвования в казну Совета городов Занги. Морские пути не делаются от этого безопасней, Империя — особенно Рикола — терпит убытки, как и Лаолий. А Занга фактически контролирует все морские пути до самого Форбоса, до моря Науро.
— Если так пойдёт дальше, — сказал ол Лезон, — Рикола предпочтёт отойти от Империи под власть Лаолия — или к независимости и союзу с Лаолием. И вместе пробивать морской путь на юг.
Прогноз неприятный сам по себе, но вдвойне неприятный в контексте. Сойге всё больше замыкается, торгуя с Тиволи на лучших условиях, чем с собственной метрополией. В центре и на западе поля заброшены, дворяне разоряются. Арнакия с её десятками баронств то и дело вспыхивает междоусобными стычками, и каждый дворянчик с одной укреплённой башней и одной заморенной деревней кричит о независимости. По всей стране пока тихий, но нарастающий гул: безродные горожане требуют дворянских привилегий, мелкие дворяне — войны и денег, а церковники кричат о конце времён. В Рикола и Кунене о правах купцов и банкиров не кричат, там безродные заправляют давно и прочно.
— Шпионы из Кадара говорят, что канцлер нок Шоктен окончательно раздумал воевать с Сойге и готовит атаку на Кунен.
Нок Шоктен умён. С полукочевыми сойгьи в их холмах и предгорьях слишком много возни. Кунен — кусок не менее лакомый, но его куда проще откусить. Это тоже холмы, но купцы и ремесленники недалеко уйдут от городов…
Врагам ни к чему атаковать сердце Империи. Окраины богаче центра и сами норовят отпасть. Сердце тогда остановится само.
— Нка-Лантонц думает, что у него есть экономическая программа, — сказал ол Баррейя сквозь вязкую, тяжёлую тишину. — Назначить грабительские налоги регионам, перевешать бунтовщиков-банкиров и на их деньги облагодетельствовать мелкое дворянство.
Джатохе продолжал молчать, и это молчание выходило таким же оглушительным и мощным, как и бас Мастера на пике скандала. За весь вечер он заговорил однажды: об ол Каехо, который наотрез отказался лезть на трон и затеял вместо этого торговать пылью, даже платя с торговли налог, хоть и сложно сказать, насколько честно. И о содержанке нка-Лантонца с бумагами ол Тэно. Это было ещё хуже, чем было бы с ол Каехо, потому что девчонка — явная марионетка и власть почти полностью оказывается у нка- Лантонца.
Остаток встречи прошёл мрачно, и мысль о предстоящем светском вечере его не сильно скрасила. На званый вечер ол Баррейя, тем не менее, пошёл, рассчитывая увидеть нка-Лантонца и услышать мнения об ол Тэно. По дороге через засыпающий мокрый город лорду тэрко не давала покоя мысль о паршивке. Верно ли её запах мерещился в истории с ол Каехо? И что значит его уход от интриг за власть — подтверждение или опровержение этого запаха? Мертва ли она, наконец, или всё же выжила?
О второй облаве на паршивку и о ядовитой стреле ей в плечо Мастер знал. Молчал. Ол Баррейя, ожидавший, как обычно, ядовитой критики, счёл это молчание почти похвалой. Но гордиться удачной операцией всё не спешил: вот если бы точно знать, что паршивка мертва… 'Онея спросить', — подумал тэрко, поднимаясь в залу. Ведьма у Онея в друзья не числится, он вполне может и ответить. Мысль о сыне и его самоубийственных выходках заставила стиснуть зубы от ярости и толкнуть дверь сильнее, чем требовали приличия.
Ол Баррейя продолжал думать о паршивке, автоматически шагая через зал и приветствуя знакомых, а потому не сразу удивился, когда её увидел. И не сразу понял, что увидел её. Поняв, замер и тут же едва не кинулся со сжатыми кулаками. Она была в тяжёлом бархатном платье, с высокой причёской и напудрена. Она была с нка-Лантонцем и выглядела хихикающей дурочкой.
— Желаете чего-нибудь, лорд герцог? — услужливо спросили позади. Ол Баррейя слепо повернулся, взял вина у слуги и отошёл в сторону.
'Если ол Каехо действительно от паршивки, то какое же имя нарисует себе сама она?' Фраза вспомнилась и продолжала крутиться в голове тэрко, пока он стоял у колонны, глядя сквозь гостей и зал и по-прежнему сжимая полную чашу до белизны костяшек.
— Скука смертная, а лорд герцог?
Ол Баррейя с некоторым недоумением взглянул на неожиданного собеседника. Нка-Лантонц где-то
