от императрицы только одно: чтобы она не мешала. Если бы у власти оказался нка-Лантонц, не осталось бы ни одного шанса оттянуть войну с Кадаром и подготовиться к ней. Империи нужна эта отсрочка, нужна война Кадара с Дазараном или Зангой. Жизненно необходима. Нужно хотя бы два года передышки. Нок Шоктен, ударь он сейчас, отколет Кунен без каких-то затруднений. Или купит. Чтобы пришить окраины к центру, нужно поднимать центр, сделать выгодным для окраин быть вместе с центром. На это нужны деньги, нужны люди, нужно время. Много времени, и спокойного. А времени нет. Значит, нужно его создать. Если война за Форбос не развяжется из-за дазаранской наглости, Империи придётся действовать грубей и рискованней. Убить кадарского посла в Дазаране. Или сжечь под дазаранским флагом кадарский порт.
Если Кадар сможет доказать, кто за провокациями стоит, это будет идеальный повод напасть на Империю. И это будет начало конца.
Хорошо бы убить нок Шоктена, но к старому пройдохе не подобраться. Охрана у него не хуже, чем у Святейшего Мастера…
_________________
1веше — титул правителя Дазарана.
Ноанк Аджашер
2274 год, 2 день 2 луны Ппд
Эрлони
Ноанк заметил ол Каехо, когда тот сворачивал в переход, и пришлось побежать, на лёгких, но подкашивающихся ногах, догоняя герцога. Догнав, обнаружил, что не может окликнуть перехваченным горлом, и схватил его за рукав, за локоть. Ол Каехо резко обернулся, сгибая руку Ноанка в каком-то неправильном направлении, выкручивая из плеча локтем вверх, чуть ли не до слёз больно. Ноанк подскочил на цыпочки, но это не слишком помогло.
— Эт-то что такое? — раздражённо спросил ол Каехо, отпуская его.
— Ол Каехо, — жалобно сказал Ноанк, не решаясь потрогать пострадавшее плечо. — У меня закончилась пыль…
— И это повод хватать чужие рукава? — желчно осведомился тот. — Кончилась — покупай, цены прежние. Сколько нужно?
Ноанк потерянно молчал. Беда была в том, что деньги у него тоже кончились. Ол Каехо об этом знал, ещё когда Ноанк в прошлый раз подходил просить, пару дней назад. С тех пор ничего не переменилось. Ол Каехо понял молчание правильно и зашагал дальше. Ноанк поспешил тоже.
— Ол Каехо, вы же знаете, я всегда плачу честно! Я заплачу, мне брат скоро должен прислать денег, уже на днях…
— Вот тогда и приходи, — равнодушно сказал герцог, не поворачивая головы.
— Ол Каехо… — сказал Ноанк. Таким жалким голосом, что сам удивился. — Я не могу ждать…
— Возьми денег в долг у кого-нибудь, — предложил ол Каехо.
Ноанк смотрел на свои дрожащие руки.
— Мне не дают, — пожаловался он. Герцог рассмеялся, холодно и весело.
— И с чего ты взял, что я стану исключением?
Ноанк тоскливо вздохнул.
— Я умру.
— Я не даю пыль в долг, — сказал ол Каехо.
— Ол Каехо, ради Вечных, пожалуйста!
— Я не даю в долг.
Ноанк заплакал. Ол Каехо удивлённо обернулся на звук, хмыкнул.
— Ол Каехо, — всхлипнул мальчишка. Потом вдруг рухнул на колени и стал хватать чужие сапоги. — Можно, я тогда отработаю? Если вам нужно что-то, я всё сделаю, только скажите…
— Встань сейчас же, — сказал ол Каехо, отпихивая его ногой. — Твои сопли на моих сапогах точно не нужны.
Ноанк послушно встал на трясущихся ногах.
— Если что-то нужно, вы только скажите…
Ол Каехо скептически его оглядел, ничего не сказал, только угол рта брезгливо дрогнул. Потом герцогу, похоже, пришло в голову какое-то соображение. Он ещё раз глянул на Ноанка и неприятно улыбнулся.
— Ну-ка, пойдём, — сказал ол Каехо.
Пришли они в какой-то кабинет в особняке ол Каехо, обставленный наполовину как библиотека, наполовину как жильё сумасшедшего алхимика. Обе эти половины Ноанк разглядел плохо. В комнате было слишком много пыли, чтобы мальчишка мог думать о чём-то ещё. Во рту пересохло.
— Ничего не трогать! — окрикнул ол Каехо. Рука Ноанка отдёрнулась назад рефлекторно, ещё до того, как он понял, что ему сказали.
Ол Каехо взял его за плечо, усадил в кресло и присел на край стола рядом.
— Прекрати облизываться и слушай, — сказал ол Каехо. Ноанк виновато замер. — Будешь приходить каждый день. Пыли у тебя будет больше, чем достаточно. Иногда не совсем обычной. Будешь подробно рассказывать, что видел под пылью, что чувствовал, как быстро подействовала, на сколько, какой был откат. Ясно?
Ноанк кивнул, пытаясь понять, в чём подвох. Ол Каехо достал откуда-то илирской бумаги и перо.
— Ты когда пыль первый раз попробовал? — спросил он, макая перо в чернильницу.
— После коронации на празднике…
— А! — сказал ол Каехо, черкнув на листе. — Точно. Когда она у тебя кончилась?
Ноанк облизнул пересохшие губы.
— Четыре дня назад…
— Сколько в последний раз принял?
— Зерна1 полтора… Ну, больше не было.
— Картинки видел?
— Мало… только стены качались.
— Хорошо, — сказал ол Каехо. — Что от тебя требуется, понял?
Ноанк покивал:
— Приходить каждый день, рассказывать, что под пылью видел, какой откат был…
Замолчал и вдруг в ужасе подумал, что это, наверное, шутка. Не может же быть, чтобы всё так просто! Но ол Каехо кивнул ещё раз, дал бумажный конвертик с пылью и кивнул на дверь. Ноанк, прижимая к груди конвертик, встал и пошёл к выходу. У двери его окликнули.
— Эй, погоди!
Ноанк сжался. Обернулся медленно, прижимая сокровище обеими руками.
— Напомни, как тебя зовут? Нохо?
Он кивнул.
— Ноанк Аджашер.
Он приходил, пробовал всё, что предлагали, иногда картинки были ярче, иногда картинок почти не было, но счастье захлёстывало. Иногда не было ни счастья, ни картинок, только головная боль и страх, но головная боль была лучше откатов, которые становились всё страшней и длиннее. Ол Каехо с одинаково живым любопытством следил и за счастьем, и за головной болью. Иногда спрашивал об учёбе или друзьях, на это Ноанк отвечал коротко и раздражённо, тем более, что об учёбе и друзьях ничего нового сказать не мог. Ни того, ни другого он давно не видел. Брат присылал деньги, Ноанк за ними не ходил. Примерно пол- луны спустя со дня договора с ол Каехо он переехал к герцогу. Ходить каждый день туда-обратно через полгорода было утомительно — с каждым разом всё утомительней, — а после переезда ничего от пыли уже не отвлекало. Больше ничего, кроме пыли, и не осталось, и Ноанка это вполне устраивало. Всё устраивало, кроме, разве что, откатов. Во время отката свет казался слишком ярким, звуки — слишком громкими и резкими, одежда — грубой и шершавой.
