Фрау додержала паузу в две секунды.
— Добрый день. Не хотите вина? — она показала глазами на бар.
— Нет, я не употребляю алкоголя, — как обычно ответил Власов.
— Характерное выражение, — отметила старуха. — Человек, не любящий спиртное или не намеренный его пить именно сейчас, сказал бы просто — «спасибо, не хочу». Идейный трезвенник непременно скажет «не употребляю алкоголя». Видите, как много значат слова. Даже если они выражают вроде бы одно и то же.
Власов понял, что Фрау ждёт ответной реплики, но не нашёлся с ответом.
— Молчите? — с каким-то странным удовлетворением отметила фрау Рифеншталь. — Ну тогда вот вам ещё один пример. Представьте себе, что у вас была какая-то вещь, а потом её не стало. Можно сказать, что она пропала. Но, допустим, она не могла пропасть без посторонней помощи. Что произошло?
— Вы намекаете на кражу? — Власов склонил голову.
— Вот я и говорю, что тут многое зависит от точки зрения. Нечто может быть украдено. А может быть — изъято. Официально или неофициально, это в данном случае не столь важно. Важно только одно слово. Украдено или изъято?
Власов решил действовать стандартно. В малопонятной ситуации следует тянуть время и пытаться вытянуть из собеседника максимум информации.
— И вы полагаете, что я это знаю? — сказал он, решив, что эта фраза его выдаёт минимально.
— Неглупо, — неожиданно одобрила старуха. — Неглупо и по-своему честно. Вы, конечно, можете и не знать. Или молчать, потому что таков приказ. Я понимаю, что такое приказ, и если дело в этом, можете не тратить моё и своё время. Но если та вещь всё-таки не у ваших, у нас появляются общие интересы, не так ли?
До Власова, наконец, дошло, о чём может идти речь.
— Мне неизвестно об активных мероприятиях РСХА, связанных с вами лично, — сказал он, слегка выделив голосом слово «мне». Как знать, возможно, фрау Рифеншталь знает нечто, о чем не поставили в известность его самого; в этом случае она оценит его честность.
— Вот как, — старуха сделала неуловимое движение, подаваясь чуть вперёд. — Со мной лично. Хорошо, приоткроем наши карты. Я многое повидала на своём веку. Я всегда была с теми, кто принимает решения. Иногда эти решения казались разумными, чаще нет. И меня трудно удивить такой банальностью, как устранение нежелательного фигуранта, — старомодное выражение прозвучало в устах Фрау как-то особенно весомо. — Я знаю, что вы присутствовали при его гибели, не спрашивайте, откуда... Кто это сделал? Вы лично? Или контролировали исполнителя? Да не беспокойтесь, — поморщилась она, неправильно истолковав недоумённое молчание Власова, — это никак не повлияет на наш дальнейший разговор. Вы выполняли приказ, к вам лично у меня нет претензий. В конце концов, он был просто объектом, одним из многих. К тому же вы убили бы и родного отца, отдай Мюллер такое распоряжение. Вы ведь профессионал, не так ли? Я это понимаю. В своём деле я тоже профессионал, и тоже не остановлюсь ни перед чем. Я готова убить ради хорошего кадра, и признаю за другими право убить ради интересов нации и государства. Но старик был моим другом, а я ценю старых друзей, у меня их не так много осталось. Я имею право знать подробности.
— Нет, — сказал Фридрих, сообразив, наконец, в чём его обвиняют. — Я не убивал Хайнриха цу Зайн-Витгенштайна, и не принимал никакого участия ни в чём подобном. Насколько мне известно, это была смерть от естественных причин.
— Смелое заявление. Вы готовы поручиться за свои слова? — прищурилась старуха.
— Ручаться я не могу ни за что, — честно ответил Фридрих, практически повторяя аналогичный ответ Никонова. — Но, во всяком случае, я ничего такого не знаю.
— Может быть и так, — промолвила старуха. — Но вы всё же там были. Я не верю в совпадения.
Ого, подумал Фридрих. Естественно, ни в каких сюжетах о смерти князя он не фигурировал. Видимо, служба безопасности Фрау, какой бы «букашечьей» она ни была, все же имеет кое-какие контакты...
— Совпадения время от времени случаются, — твёрдо сказал он вслух. — И гораздо чаще, чем нам кажется. В этом нет ничего мистического, всё подчиняется теории вероятностей. Просто обыденный рассудок плохо её понимает. Помню, — усмехнулся он, — в школе мне задали вопрос: если десять раз подбросить монетку и десять раз выпадет орёл, какова вероятность, что в одиннадцатый раз снова выпадет орёл? Я, не подумав, ляпнул, что один к двум в одиннадцатой степени. И получил плохую оценку.
— Вот как? — старуха, казалось, заинтересовалась. — И какова же вероятность?
— Одна вторая, — сказал Власов. — Как и во всех предыдущих случаях. Длинный ряд орлов выстраивается только в нашем уме. На самом деле события не влияют друг на друга. Мы видим закономерность там, где её нет. Это и сбивает с толку.
— Интересная точка зрения, — протянула сквозь зубы Фрау, явно думая о чём-то своём. — Я всё же думаю, что его убили. Если не вы, значит, всё-таки Бобков... Или кто-то из этих старых идиотов... Но в его квартиру вы залезли. Мне это тоже известно.
Власов вспомнил о нелепой выходке Франциски. Видимо у Фрау есть знакомые и покровители в бобковском ведомстве. Уж не Никонов ли? А почему бы и нет? В этой стране, подумал он, личные связи играют слишком большую роль...
— В таком случае вы знаете, что это был не я, — ответил он.
— Значит, ваш агент, — Фрау поджала губы.
— Нет, не агент. Это моя обуза, — вздохнул Фридрих, вспомнив о госпоже Галле. — Кого вы имели в виду, когда говорили о «старых идиотах»? — решил он уточнить.
— Вам всё выкладывай сразу и на блюдечке, — старуха, однако, не казалась недовольной. — Сначала объясните мне, что вы тут делаете... Сами понимаете, меня интересует настоящая причина, а не коммерческие интересы компании «Мессершмит», — добавила она без улыбки.
В этом обществе Фридрих о своей легенде не упоминал, но теперь ее осведомленность его уже не удивила. Тем не менее, он не знал, до какой степени ему стоит быть откровенным.
— Молчите? — старуха не дала ему времени придумать обтекаемый ответ. — Боитесь выдать свою служебную тайну? Что ж, я помогу вам. Я знаю, кто такой Вебер и что с ним случилось. Вам это интересно?
— Да, — тут же откликнулся Власов. — Я действительно прибыл сюда, чтобы расследовать обстоятельства его смерти, — он мысленно похвалил себя за удачную формулировку: пусть сама додумает, что означает это «сюда» — в Россию, в Москву, в Петербург? Опыт показывает, что человек почти всегда толкует подобные неопределенности не в свою пользу, делая вывод, что оппоненту известно больше, чем на самом деле... — Так вы знаете, кто его убил?
— Вы тоже считаете, что его убили, — констатировала она, не отвечая на вопрос. — И что его убил кто-то из наших. Что ж, если книга и в самом деле не у вас, всё сходится...
— Книга, — Власов зацепился за слово и решил попытаться узнать побольше, не открывая карт, — может оказаться где угодно. Может быть даже, — ему неожиданно пришла в голову мысль, которую он не обдумывал раньше, —
И по тому, каким колючим и неприятным сделался и без того не слишком приветливый взгляд Фрау, Фридрих понял, что попал. Или, во всяком случае, зацепил какую-то ниточку.
— Хватит юлить! — каркнула старуха, мигом утратив свой устало-надменный вид. — Я знаю очень много плохого про вашу контору, может быть, больше, чем вы! Но прежде, по крайней мере, все мерзости, которые она творила, она творила ради интересов Райха, а не нескольких старых семей! Неужели теперь уже и это не так? Или, может, вы возомнили, что я могу продать книгу скунсам? Если бы я хотела этого, то давно бы сделала и получила бы настоящие деньги, а не эти крохи, вы хоть это понимаете?! — старческий голос сорвался, она закашлялась и бессильно откинулась в кресле.
— Я работаю на Райх, — честно сказал Власов. — И, кстати, вы только что сказали, что располагаете сведениями об убийстве имперского офицера...
— Хорошо, пусть так, — старуха аккуратно промокнула рот платком и вновь убрала его. Она опять взяла себя в руки. — Я не знаю, кто убил вашего Вебера, если вы об этом. Равно как и кто украл у меня книгу. Но теперь у меня уже практически нет сомнений, что это один и тот же человек. Что и выводит нас на
