— Да, — оживился Шевченко. — А на рынке группа загорелых мальчиков завладела общественным туалетом. Рублей на пятьсот настелили в нем дешевого кафеля, заменили кран над раковиной и дерут теперь с каждого нуждающегося по два рубля. Рядом же поставили свою шашлычную. И, наверно, не зря. В прошлую субботу иду мимо нее — шарнир ищу у лоточников для дверцы шкафа, лопнул недавно, — а в пяти метрах от этой шашлычной, прямо посреди людского потока, собака терзает собачью же голову с огромным лоскутом окровавленной шкуры. Видно, животное освежевали, мясо использовали, а останки пихнули в какой-то дальний угол, а дворняга возьми да вытащи их. Тут, как говорится, комментарий излишен.
Преодолевая брезгливость, Зоя с долей сомнения возразила ему:
— Жень, ну не все же там, в конце концов, с ума посходили? Ведь есть и нормальные люди.
— Есть, конечно. Но климат в обществе меняется также быстро, как и в природе. И, надо заметить, не в лучшую сторону.
— Отчего же?
— Мы как-то уже говорили об этом. Страх меняет людей. Вот сама посуди, если человека регулярно потчевать криминальными новостями, бандитскими сериалами и тем самым фактически приучать его к жестокости и безысходности, — разве он не изменится? Психика мутирует.
В сад вошла улыбающаяся Елена. Она была в зеленом шелковом платье с рассыпанными по его полю веселыми цветочками. Кажется, она еще больше похудела. Блеск ее добрых глаз словно прибавил свету. В руках у нее был пакет, наполненный орехами.
— Привет теплой компании!
Она обняла Зою, расцеловала малышей.
— Симпатичная у вас машинка. А почему нам вчера не позвонили?
— Да мы только сегодня и решились. Смотрим, погода установилась…
— Жаль. Если бы нас поставили в известность, то и Толя бы пришел. А так вот уехал допоздна.
— Ничего. Зато будет повод еще раз приехать в Подгорное, — сказала Зоя.
— Ловлю на слове. С чем пирожки?
— Сама попробуй, — предложила ей Татьяна.
— А что за разговор я перебила? — спросила Елена. Она взяла один из пирожков, откусила кусочек и зажмурилась от удовольствия. — Начинка из тыквы с абрикосами. Вкусно…
— Да о нашем капитализме говорили, будь он неладен, — ответил Женя.
— Как раз пришли к выводу, — сказал Володя, — что мы перенимаем у Запада преимущественно дурной опыт и еще по-русски усугубляем его.
— А мы с Анатолием тоже вчера о судьбе России рассуждали, — сказала Елена. — Некоторые отрасли едва-едва оживают, а мы уже в ВТО просимся. Ну почему же все так не по-хозяйски? Ведь их просто сомнут. И скажите мне: разве это не вредительство?
— Из уст попадьи да такие слова, — качнул головой Женя. — Хотя ты по-своему права, Лена. Но здесь срабатывает стайный инстинкт. Ведь эта организация по сути механизм, позволяющий сильным государствам с помощью диктата цен обеспечивать себе привилегии. Фактически они паразитируют на экономике слабых. Соперничать с ВТО тяжело. Поэтому мы и просимся в стаю. А то, что нам пока отказали — игра: они просто раззадоривают нас. Вот увидите: выставят еще несколько условий и позовут. Надо же им на чьем-то горбу ездить.
— Во-во! — заметил Владимир. — Мы надеемся, что пригласят мёд пить, а ведь придется воду возить, как тому волу. А что касается европейского рынка, то он для нас, что Пугачеву тулупчик заячий: только на первый случай и годится. А там уж по себе кроить надо, иначе и дальше нам быть в обносках.
— И о чем только думают наши политики? — медленно произнесла Елена.
— О карьере своей думают, — ответил он, — об имидже, честолюбии, собственном благополучии.
— Вообще-то политика вещь интересная, — отозвался Женя. — Она напоминает сеанс одновременной игры в шахматы на нескольких досках. И гроссмейстеры в России есть. Но нынешние политики, кажется, уже не способны измениться. Они ведут себя как в чужой стране. Сколько лет прожито впустую? Не создано ничего серьезного. Мы ругаем прошлое, но обязаны ему тем, что еще живы. А разве меньше стало голодных и нищих, или больше стало счастливых? Вряд ли. Судя по масштабу катастрофы, спровоцированной ими, так оно и есть — карьеристы они, болтуны и лицемеры.
— Во стократ безответственней советских! — воскликнула Татьяна.
— Пожалуй, — согласился Женя. — И вроде бы дискутируют по делу, а уничтожение страны продолжается. Ликвидируются, причем безнаказанно, уникальнейшие цеха, заводы, научные центры, целые отрасли, которые обеспечивают безопасность России. Чьих это рук дело? Думаете, обычных головотяпов? Вряд ли. Это практика врагов. И тех, кого можно достать сегодня, следует судить. А подавать на них в суды должны сами коллективы и сами доказывать свою уникальность. За свои-то кровные денежки мы уже начинаем судиться, пора бороться и за достояние страны.
— Извини, перебью, — с внезапной горячностью прервала его Таня. — Ребята, наверно, еще не слышали: вчера на одной из двух подгоренских свиноферм за ночь демонтировали практически все оборудование. Видать, цветной металл кому-то понадобился. Повыворотили все ломами и увезли. Ну, не ублюдки ли, а? И ведь у них примут этот металл! Потому что на пунктах по сбору цветмета — такие же воры. И покровительствуют им тоже воры. Все это знают и ничего не хотят изменить. Вот вам наисвежайший пример из нашей сельской реальности.
— Бедная Россия! — прошептала Зоя.
— Ничего-ничего, — успокаивая всех, проговорил Евгений. — Еще не все потеряно. Россия уже завтра может предложить миру новую, свежую, мощную и притягательную идею — идею процветания государств на основе принципиально новых технологий. И они у нас уже есть. Мы будем развивать их и распространять. Я все-таки надеюсь, что справедливый мир возможен, и первый камень в его основу заложит Россия.
— Кстати, я уже говорила, — сказала Елена, — у нас с Анатолием именно вчера был разговор о ней. Мы ее видим отнюдь не медведицей, а милой босоногой девушкой. У нее длинная красивая коса, глубокие зеленые глаза и чудный голос. Неистощимое терпение этой приветливой хозяйки, кроткой певуньи, часто принимают за слабость, а ее добросердечность — чуть ли не за глупость. Но мы-то знаем, что они заблуждаются, и знаем, за что ее любить…
Все замолчали. Стало слышно хлопотливое жужжание пчел и легкое посвистывание ветерка.
— Володька, на улице ты и у себя сможешь посидеть, — сказал Женя и поднялся. — А я хочу показать тебе наш дом.
— А библиотеку? — лукаво спросил Володя.
— Обязательно. Ведь это предмет моей гордости.
— Я — «за», — сказал Некрасов.
— Ну, и отлично, — подставил Женя спину. — Пойдем-ка со мной, друг ты мой…
— …заплечный, — со смешком добавил Володя и положил руки на плечи Шевченко.
Глава 28
Погружение в литературу
Володя всерьёз занялся самообразованием: штудирует книги о писательском ремесле и старые журналы «Литературная учеба». Задался целью прочесть четыреста лучших книг. По его просьбе Зоя перерыла полки библиотек и книжных отделов всех магазинов в округе. Их друзья и знакомые, узнав о его новой страсти, стали помогать им, разыскивать нужные ему книги. Кроме того, Владимир списался с несколькими литераторами и сам начал писать.
Толчком к этому, очевидно, послужила переписка Некрасова с одним из его знакомых по санаторию учителем литературы с Кубани. Зовут его Герман Васильевич. Несмотря на его почтенный возраст, он заядлый путешественник и неутомимый краевед, человек веселый, общительный. Его энергия и оптимизм располагают к общению.
Еще зимой Владимир написал ему и вместе с письмом отослал свой новый стих, как он сказал, на рецензию. И вскоре получил от своего приятеля ответ. Усадив Зою рядом с собой, Володя прочел его
