Он влез в кабину, машина заворчала и тронулась.
Подсвечивая путь маскировочными фарами, колонна черепашьим шагом приближалась к Грозному. Город уже был визуально виден. Включив прибор ночного видения, комбат рассматривал близкие городские кварталы, до которых было всего несколько сот метров.
Улицы были пустынны, по крайней мере, он не замечал движения. Не горели фонари, что вполне понятно для окраины; и ни в одном окне, ни малейшего намека на свет.
А вот это уже странно. Светомаскировка, или жители ушли, побросав дома, не дожидаясь штурма?
Слева, из-за островерхих крыш, взвилась и повисла, сыпля желтыми брызгами, осветительная ракета. Она горела недолго, всего несколько секунд, оставляя дымный след, и, погаснув, вновь погрузила предместье в темноту.
«Вот и все, — подумал комбат, подтянув за ремень автомат. — Считай, что приехали».
На кочке грузовик тряхнуло. Клыков схватился за борт, удерживаясь на скамье, и уронил на пол автомат.
— Эй, поаккуратнее! — пробасил сидевший напротив старшина. — Надеюсь, ты его с предохранителя не снимал?
— Не-а, — подобрав автомат, промямлил Клыков.
— И не трогай! А то раньше времени нас перестреляешь, вояка.
Клыков завозился на скамье, глядя на старшину исподлобья.
— Был у нас в роте один такой. Пошли как-то на огневую отрабатывать метание гранат. Там все чин чинарем: пока инструктор таскал «духов[8]» за шкварник на исходную, гранатки по мишеням швырять, остальные в рове сидят, ждут очереди, чтобы, значит, случайными осколками не задело. Там же взводный гранаты раздает: саму болванку и запал отдельно. Пока суд да дело, перекуры — растабары, этот дебил без всякой команды запал вворачивает, продевает кольцо на палец и начинает крутить. Лейтеха, как увидел, в лице поменялся. По шее ему врезал, обласкал душевно…
— И это все? — хмыкнул Кошкин.
— Кабы так… Про него уже все забыли. Вдруг как заорет: «Ложись!». И роняет гранату. А мы-то все помним, — видели, — что она с запалом была! Какая первая мысль? «Доигрался, придурок, довертел кольцо!» Кто на землю, кто нормативы перекрыл, выскочил из этого ровика. Взводный на гранату упал, брюхом закрыл. Секунда, другая… Тишина. Взрыва нет. Лейтенант встает, весь в пыли. Поднимает пустую болванку, без запала. Пошутил, выходит, гаденыш.
— Рожу ему не набили? — поинтересовался Турбин. — За такие подлянки стоило…
— И наш Клык такой же воин, сто пудов гарантии. Следи, как за малым дитем. Лишняя обуза. Крутил бы и дальше в своем хлеву поросям хвосты… И не косись ты, прикладом ненароком приласкаю, таким и останешься.
Отвернувшись от обидчика, солдат полез за сигаретой. Под тентом зажглось маленькое зарево, выхватывая из покачивающегося мрака насупленное лицо, и потухло.
— Я не напрашивался, — не глядя ни на кого, сказал он. — А за свинарник нечего на меня наезжать. Сами то мясо в столовке ели.
— Мясо? Ни разу не видел, чтобы в котел повара вырезку опускали. А вы, свинари, точно рыла наедали.
— Да по нему не скажешь, — сказал Сумин.
— Ему по сроку службы не положено! А так, не служба — мечта. Подъема и отбоя нет, контроля никакого. Поросенка забили, на сковородку. Кто считать будет? А и начнут, отговорка есть. Сдох или крысы сперли. Верно?
— Бывало, — сознался Клыков.
— Да ладно, будешь заливать. Нужна увольнительная, ротному принес кусок мяса…
— И как ты с такого рая с нами угодил? — перебил старшину Турбин. — Кому дорогу перешел?
Клыков шумно вздохнул, до сих пор, видно, сожалея о сделанной оплошности:
— Как раз именно ротному с поросенком отказал!
Слова его потонули во всеобщем хохоте.
— «Гавана три» — «Гаване один», как слышишь меня, прием? — затрещал динамик рации.
Приложив к уху резиновый наушник, Меньшов нажал кнопку вызова.
— На приеме «первый».
— Разделяемся. Следуйте оговоренным маршрутом. Расходимся, как принял?
— Понял вас, «Гавана один».
Тентованный «Урал», ослепленный фарами бронетранспортера, тронулся вперед. Кто-то из солдат, держась за металлическую перекладину, забросил наверх прорезиненный материал, мешающий обзору. Головной БТР неспешно заползал на застроенную частными домами улицу, острый луч прожектора утыкался в заборы, перескакивал на кирпичные фасады, отражаясь в темных квадратах стекол; рыскал по земле, по трубе газопровода …
Глава двадцатая
— А! Незваные гости! Заждались уж вас. — Карим слез с подоконника и взял прислоненную к стене винтовку.
В чернильной темноте блеснул луч фар, опасливо шаривший по улице. Подсвеченный этим вороватым светом в просвете между домов возник контур чего-то большого, надсадно воющего мотором.
Снайпер приник к оптическому прицелу, следя за медленно ползущим бронетранспортером, за которым также медленно и осторожно ехали два грузовика.
— Вон… кандидаты на тот свет, — насмешливо обронил стоявшему сбоку Руслану. — Идут, как на параде.
— Чего ты медлишь? — осипшим от охватившего волнения голосом, спросил Руслан.
— Э, не торопись раньше времени. Дождемся сигнала.
Представив себе, что еще немного, какие-то секунды, и обманчивая ночная тишина взорвется стрельбой, и будет бой — его первый бой — Руслан ощутил незнакомую дрожь в коленях. Он сглотнул слюну, полез за пазуху, доставая кинжал.
Карим, поймав в сетку перекрестия кабину замыкающего автомобиля, неотрывно вел за ним стволом.
На той стороне домов полыхнуло, взрывной раскат заложил уши. Бронетранспортер слепо дернулся на обочину и сходу врезался в тополь, окутываясь дымом. Из засады ударили автоматы, трассирующие очереди полосанули по грузовикам…
Облокотившись на подоконник, Карим посылал пулю за пулей по кабине Урала. Когда дверца распахнулась, и водитель попытался выскочить из-за руля, снял его выстрелом в голову и перенес огонь на топливный бак грузовика.
После третьего или четвертого попадания, «Урал» подбросило. Охваченный пламенем, он запылал гигантским костром, освещая подбитый броневик и разбегающихся, стреляющих наугад солдат. Захлебываясь, безостановочно строчил пулемет, доставая не успевших залечь. И те, кто не успевал, валились под пулями, с криками и предсмертными стонами.
— Хана им, — Карим сменил опустевший магазин. — Перещелкаем, как куропаток.
Очнувшись от боли, комбат не сразу понял, что произошло. Бронетранспортер был полон едкого дыма, трещал огонь, пожирая внутреннюю обшивку.
Зайдясь в раздирающем легкие кашле, комбат попытался подняться из кресла и охнул. Бедро
