скорость и поскакал на вершину.
Эйдрис закрыла глаза и молча взмолилась Гунноре, чтобы скачущий кеплианец не наткнулся на нору грызуна или логово горностая – или на остатки изгороди – на такой безумной скорости.
Крутизна склона не замедлила жеребца. Монсо двигался так быстро, что Эйдрис чувствовала себя словно верхом на Стальном Когте. Она летит, а не скачет по земле.
Когда они поднялись на вершину, Эйдрис замигала: неожиданно она отчетливо увидела гигантский гриб. Это оказалась круглая роща из больших деревьев со светло-серыми стволами. Перистые зеленые листья росли только на самом верху стволов. Монсо двинулся по периметру рощи, и скорость его бега стала меньше.
Деревья располагались по кругу так симметрично, что становилось ясно: их кто-то посадил, это не природное образование. Слуха сказительницы достиг громкий резкий звук, и она поняла, что это ржет Монсо. Дыхание жеребца вырывалось со скрежетом железного напильника. Белая пена покрывала его шею.
– Ты можешь теперь остановить его? – крикнула девушка на ухо Алону.
– Пытаюсь, – мрачно ответил он.
Но кеплианец продолжал скакать вокруг стены из стволов, представлявших естественную преграду, настолько близко друг к другу они росли. Всадники находились на восточной стороне холма и двигались по кругу.
Эйдрис посмотрела на густую зеленую траву под ногами.
– Может, спрыгнуть?
– Прыгай, – приказал Алон, натягивая узду, так что взбугрились мышцы на плечах. – Но я останусь с…
Он замолчал, потому что мимо них с пронзительным криком снова пролетел Стальной Коготь. Монсо немедленно затормозил и остановился. Всадников бросило вперед, они столкнулись.
Алон начал бранить жеребца, затем в гневе ударил его концом узды. Эйдрис поразила свирепость его голоса, резкий звук ударов о вспотевшую черную кожу.
Снова крикнул Стальной Коготь.
Кеплианец сделал большой прыжок вперед и встал на дыбы, как одержимый конь-демон. Эйдрис упрямо держалась, выдержала один прыжок, два, три, потом почувствовала, что соскальзывает. Монсо задирал ноги и извивался в воздухе, как змея, бьющаяся со сломанной спиной.
Эйдрис бросило в воздух. Она почувствовала ветер от собственного полета. Следуя инстинкту, выработанному за годы странствований с кайогами, она свернулась в клубок, пригнула голову, чтобы защитить ее. Монсо ревел от ярости, и девушка только надеялась, что он не ударит ее копытами во время одного из своих безумных прыжков.
Ударившись о землю, Эйдрис покатилась, давая возможность мягкой траве поглотить энергию удара. И все равно ахнула: как будто гигантская рука сжала ее грудь и спину.
Ошеломленно она подняла голову и увидела Алона, который упрямо держался за седло. Но было ясно, что посвященный проигрывает битву. Из его ноздрей текла кровь; он забыл о гордости и одной рукой держался за луку седла, а другой все же старался задрать голову Монсо и остановить коня.
Эйдрис лежала, пытаясь вдохнуть; и вдруг почувствовала, что ее левой руке странно тепло. Боясь худшего, она повернула голову. Но пальцы слушались приказов, не было ни кровотечения, ни переломов. Сказительница заметила, что прыжок Монсо отбросил ее в единственный разрыв в стене необыкновенных деревьев. В этом проходе лежала ее левая рука, и от нее исходило странное ощущение.
Тепло… комфорт… исцеление… свет. Все это и еще гораздо больше. Много больше. Свет проникал в нее, распространялся, заполняя ее ощущением мира, прогоняя гнев, неправильность, которая так пугала ее последние дни, когда она чувствовала, что постепенно покоряется ей. Ощущение, что она выздоравливает от опасной болезни души, было таким сильным, что девушка, пораженная, смотрела на свою руку, забыв об Алоне, забыв о сражении между конем и его хозяином, которое разворачивалось за ней.
Она осторожно приподнялась на руках. Голова по-прежнему кружилась от падения, в ушах стоял гул, но стремление отогнать Тьму заставило ее ползти вперед. Эйдрис ползла медленно и не останавливалась, пока все ее тело не оказалось в проходе в это странное место.
Ее окутали тепло и свет, успокаивая тело и душу. И постепенно росло понимание, знание того, что с ней произошло, причина странного поведения и ее, и Алона. С тех пор как они прошли через темные Врата, в них росла злая тень, тьма души, которую сейчас разгоняет свет и жизнь этого святого Места Силы.
Исцеление… ее тело и душа сейчас исцеляются.
Спустя какое-то время – Эйдрис не знала, сколько именно прошло, но впоследствии сообразила, что не больше одной-двух минут, – девушка вздохнула, распрямилась и приподнялась. К ней возвращались силы – не черные силы гнева и ненависти, которые переполняли ее раньше, но спокойные силы исцеления, которыми это Место Силы поделилось с ней, дар, который невозможно оценить.
Ушибы перестали болеть, она чувствовала себя освеженной… обновленной.
Оглянувшись в проход, она успела заметить, как встал на дыбы Монсо. Его передние ноги резали воздух. Он постоял так, как какой-то первобытный дух-конь, глаза его сверкали алым цветом свирепой ярости, из открытой пасти летели полоски красноватой пены. И вот в безумии гнева жеребец бросился на спину. Эйдрис беспомощно прижала руки ко рту, уверенная, что Алон погибнет.
Но в самый последний момент посвященный спрыгнул с седла и приземлился на полпути между сказительницей и своим конем. Монсо перевернулся и встал на ноги, голову он низко свесил и тяжело, порывисто дышал.
Его хозяин медленно сел.
– Алон! – воскликнула Эйдрис, но он смотрел на нее пустыми глазами, не узнавая. Девушка ощутила новый страх: она увидела, что серые глаза Алона приобрели странный мертвый серебристый оттенок.
