окончательно не потеряла сознание или не сошла с ума.
— Вы, наверное, голодны с дороги? Разрешите проводить вас на ужин, — как можно учтивей произнесла она со своей вечной, грустной улыбкой, даже не зная кому адресовать предложение: мужу или Ардосу, поэтому говорила обоим. В глубине души Эзолину совсем не волновало, кто в действительности владыка Атулисы, её заботило лишь счастье дочери. К сожалению, как и Тенея, она также, кажется, ошиблась в выборе, продолжая всем сердцем любить своего мужа и надеясь, что тот когда-нибудь ответит взаимностью и будет дорожить ею больше, чем властью.
— Замечательная идея! Я думаю, молодым есть о чём поболтать, поэтому Я предлагаю оставить их наедине друг с другом, — игриво, но очень нелепо хихикнул Тсалвус Первый, очевидно, быстро составив в уме очередной 'Королевский план' по ещё б?льшему сближению дочки с будущим женихом. Это произносилось таким голосом, будто Каритас и Крис только и мечтают о том, чтобы остаться наедине; хотя Крис, безусловно, об этом думал, чего не скажешь о Каритас.
Когда 'короли' и 'королевы' ушли в соседний зал, от заветной двери Каритас стал отделять всего лишь один человек, готовый выполнить любой приказ своей возлюбленной.
— Крис, у меня сейчас нет времени что-либо объяснять, но если ты хоть чу-у-уточку меня любишь, выполни, пожалуйста, одну просьбу, — с мольбой произнесла Каритас, пытаясь придать голосу как можно более храбрый вид.
— Ну… э… всё што угодно, — ответил, отчего-то смутившийся, Крис и зачем-то опустился на одно колено, поклонившись. 'Ну' и 'э' являлись его любимыми выражениями, а ошибки в каждом втором слове — 'фирменным знаком'.
— Скажи отцу, что мне сделалось плохо, и я поднялась к себе в башню.
Каритас не стала больше тратить время на пустые объяснения и направилась к двери, все быстрее ускоряя шаг. Через пару минут она уже выбежала за территорию замка ещё более счастливая из-за удачного 'спасения', чем до встречи с отцом.
Появившись на кухне московской квартиры, за тысячи километров от её дома, Каритас посмотрела в окно. 'Холодновато сегодня', — поёжившись, произнесла она про себя, хотя в квартире было тепло, и направилась в комнату. Здесь в шкафу аккуратно висела верхняя одежда, в которой приходилось выходить в реальном мире, так как в это время года в Москве гораздо холоднее, чем в её теплолюбивой стране. На выборы курточки ушло ещё пару минут, так как, по её мнению, очень важно, чтобы она сочеталась с платьем, грациозно дополняя его.
До первой встречи оставалось полчаса.
Каритас подошла к входной двери и уже схватилась за спасительную ручку, как вдруг услышала громкий хлопок на кухне, словно что-то грохнулось на пол. Она обернулась, заранее предугадывая, что будет, и увидела своего отца — второй раз за день, словно это издевательство или страшная пытка. Чуть позади стояла заплаканная Меланес, оказавшаяся здесь не по своей воле.
Такого разъяренного лица, на котором, похоже, лопнули от напряжения все вены, у Тсалвуса Первого ещё никогда не было. Даже самые мелкие складочки и морщинки непрерывно дергались, предвещая приближающийся нервный срыв. Он что-то кричал, отчего даже стёкла на окнах чуть не потрескались, но Каритас его уже не слышала. Её глаза опять залил чёрный, густой туман потерянной свободы, и она упала в обморок.
Король грубо схватил свою дочь так, как никогда ещё не позволял себе этого делать, отвел на кухню и там скрылся вместе с ней.
В квартире осталась только испуганная до смерти Меланес, которая бросилась на кровать и зарыдала.
— Она должна была прийти ещё час назад, — с обидой буркнул Артём и нервно прикусил нижнюю губу, пытаясь придумать объяснение такому опозданию. — Может, что-то случилось? Почему она не умеет пользоваться мобильным телефоном? Это же так просто?!
Он стоял на тротуаре перед баром и озирался по сторонам, разглядывая прохожих, словно брошенная собака, ищущая своего хозяина.
— Ладно, ясно, что если бы она хотела прийти, то уже находилась бы здесь.
Кинув устрашающий взгляд на первого встречного, Артём развернулся и зашёл в бар, пообещав себе, что больше никогда не поверит интернет-знакомым.
В это время в спальне Каритас творилось нечто невообразимое: Тсалвус Первый метался по комнате, словно голодный, разъяренный зверь в клетке, и что-то орал нечленораздельное, покраснев, как спелый помидор, от душившей его ярости. На кровати лежала и рыдала Каритас, которую совершенно не волновало бешенство отца. В первый раз в жизни она не сдержала обещание, и ей было страшно представить, как на это отреагирует Артём. А что если он после этого совсем не будет разговаривать с ней — кто знает характер этих обычных людей?! Её обнимала и успокаивала Эзолина, которая также не обращала внимания на мужа, что безмерно злило его. Её улыбка ещё больше удручала, чем обычно, а уголки рта опустились слишком низко.
Так продолжалось до тех пор, пока в спальню не вбежал дедушка Каритас, Эрдамас, высокий пожилой человек с безумно живыми и умными глазами, который, оглядевшись вокруг, моментально оценил ситуацию и грозно спросил у сына:
— Что с-случилос-сь? — он произносил букву 'с' всегда очень протяжно, то ли от того, что между передними зубами был слишком большой зазор, то ли по другой веской причине.
В ответ не последовало никакой реакции: Тсалвус Первый продолжал 'рвать и метать', скорее всего, даже не замечая своего отца. Эрдамас, в глазах которого на мгновения зажглась искорка недовольства, не стал больше спрашивать, а просто вытянул правую руку вперёд, откуда вырвался тонкий серебряный луч, поразивший короля прямо в живот. Тсалвус Первый поднялся в воздух от резкого невидимого толчка, ударился о стену и упал на пол. Через мгновение он встряхнул головой, приходя в себя, и поднялся на ноги, но уже более спокойный.
— Ещё раз… повторяю… что с-случилос-сь? — грозно, но тише и с паузой между словами произнёс Эрдамас.
— Моя дочь… — сказал король так, словно речь шла о его собственности, но осёкся, пытаясь прийти в себя от удара, и, слегка отдышавшись, продолжил более равномерно: — Моя дочь собралась сбежать в обычный мир… в обычный, понимаешь? На встречу не известно с кем. Она была в опасности.
— Это правда? — спросил Эрдамас у Эзолины голосом, которым заботливый отец спрашивает с любимой дочери, не веря в её виновность. Судя по нежному взгляду живых глаз, он относился к ней на порядок лучше, чем к родному сыну.
— Она всего лишь собралась пойти на свидание с Артёмом.
— Что?! Вы все знали?! Вы все знали об этом? — опять закричал Тсалвус Первый, отчего создавалось впечатление, что он сейчас лопнет.
— Ус-спокойс-ся, — властно проговорил Эрдамас и даже ни один мускул не дрогнул на его лице, не смотря на то, что к нему медленно подходил разъяренный сын.
— Моя дочь не доверяет собственному Отцу и встречается с обычным человеком. Весь мир сошел с ума, — бледнея, заключил король, внезапно потерявший все свои моральные и физические силы и никогда ещё не выглядевший таким жалким. Он посмотрел на своих родных, как на чужаков: сложно понять одного предателя, но чтобы сразу три, да и самых близких?! Тсалвусу Первому больше не хотелось рвать и метать, его мир только что разлетелся на множество мелких кусочков.
Через минуту, когда он снова начал походить на прежнего себя, тишину прервал Эрдамас, проговоривший спокойным, ровным голосом, делая паузы между предложениями, чтобы до его сына дошла суть сказанного:
— Да, твоя дочь не доверяет тебе. Почему? Да потому что ты держишь её в клетке, пус-сть из золота. Ты когда-нибудь задумывалс-ся, почему ты вс-сё узнаешь пос-следним? Подумай хорошенько, Тс-салвус-с. От с-себя лишь добавлю: Я не позволю губить жизнь моей внучки. Ты понял? С-с этого момента Каритас-с с-сама будет решать с-с кем ей общатьс-ся и где проводить время.
