похабно.
'Как ему удается так быстро засыпать?!' — подумал про себя Артём, искренне завидуя брату. Сегодня, переполненный эмоциями, он долго не мог уснуть, как в тот день с последним кошмаром. Всю ночь сидел на подоконнике в типичной для себя позе, разглядывая мокрые, опавшие листья под окном, перемешанные с грязью. Он остановил взгляд на одном красном-красном листочке, который никак не желал опускаться на землю, и взлетал при малейшем дуновении ветра, пытаясь, словно надежда, бороться до конца, чтобы не утонуть в грязи.
Эрдамас полусидел-полулежал, положив ногу на ногу, на своём любимом кресле напротив окна квартиры, в которой жил Артём, и, пуская колечки дыма из любимой сигары, размышлял: 'Что же всё-таки связывает его внучку с этим парнем?' В голову приходили разные мысли, ещё больше запутывая, нежели внося хоть какую-то ясность. Он удивлялся, почему Каритас и Артём так увлеклись друг другом, ведь они жили в совершенно разных мирах.
'Время покажет', — подумал про себя Эрдамас и с грустью добавил, словно угадывал будущее: — 'А есть ли у них время?'
Тсалвус Первый стоял на балконе, который находился посередине своей широкой 'золотой' башни, и наблюдал за ярко алой полосой на горизонте — близился рассвет. Это был один из тех редких политиков, которые лучше кого бы то ни было могут позаботиться о своём народе, впрочем, на этом его достоинства заканчивались. Жители Атулисы любили своего правителя и, если бы когда-нибудь там проводились демократические выборы, Тсалвус Первый всё равно бы безоговорочно победил. Он прекрасно знал, что нужно его народу, но понятия не имел что необходимо дочери; обожал свой народ, но не знал, как любить жену; являлся лучшим руководителем мира, но худшим отцом. Возможно, где-то в глубине души и догадывался об этом, о чём говорила, время от времени появлявшаяся в его глазах, небольшая грусть, когда речь заходила о семье, а, возможно, и нет.
Тсалвус Первый ждал, в нетерпении покусывая губы: он ненавидел ситуации, которые управляются не им и идут не по 'Королевскому плану'. Иногда на балкон выходила незаметная служанка, будто тень, и выносила какой-то расслабляющий напиток. Как и Эрдамас, Тсалвус Первый задавался вопросом: почему его дочь так увлеклась простым (страшно подумать!!!) парнем. Но он не заботился о том, выйдет ли из этих отношений что-нибудь или нет, напротив — хотел как можно скорее положить им конец.
Дверь открылась, и на балкон кто-то вышел, неся в руках очередную порцию напитка.
— Кажетс-ся, именно это ты пьёшь с-сегодня ночью.
— Наконец-то, а Я уж хотел послать людей на твои поиски, отец, — с облегчением вздохнул Тсалвус Первый.
— Ты думал, этот мальчик с-сможет мне навредить? — искренне удивился Эрдамас, посмотрев на сына.
— Нет, конечно! Просто, Я хотел поскорее узнать, что за типа выбрала себе в мужья Моя дочь.
— В мужья? Не заглядывай так далеко, ведь они ещё ни разу не виделис-сь… Мне он понравилс-ся. Думаю, Артём не причинит зла Каритас-с.
— Она же ещё совсем ребенок?! Ей всего девятнадцать! — воскликнул Тсалвус Первый, застыв в нерешительности сделать глоток или нет. Ему хотелось поскорее подчинить ситуацию себе, чтобы разработать очередной 'Королевский план'.
— Ей уже девятнадцать. С-спешу напомнить, что когда тебе ис-сполнилос-сь с-столько же, ты взошёл на прес-стол и начал управлять королевс-ством.
— Да, но при этом Я не общался с обычными людьми.
— Ты же с-сам говорил, что обычные люди глупые и не могут причинить вреда, — усмехнулся Эрдамас, его живые глаза смотрели прямо на собеседника.
— Отец, Я всего лишь хочу защитить её. Тем более, Я не понимаю, чем этот Артём лучше Криса?
— Видимо тем, что Артёма выбрала она с-сама, а Крис-са навязал ты. Конечно, для тебя Крис-с прос- сто идеален, ведь он прекрас-сный с-солдат и ис-скус-сный волшебник в с-свои двадцать лет. Но ведь не тебе с-с ним жить, а ей. С-свою с-судьбу человек должен выбрать с-сам, ис-сходя из с-своих желаний и предпочтений. Уже давно прошли те времена, когда дети женилис-сь по приказу родителей. Дай ей с- свободу, ес-сли не хочешь потерять навс-сегда, — Эрдамас наконец-то высказал то, что давно уже висело на языке, и замолчал, смакуя впечатление, произведённое на своего сына. В повисшей тишине стали слышны лишь равномерные удары волн о скалы, далеко внизу.
— Тс-салвус-с, я запрещаю тебе влезать в личную жизнь моей внучки! Ес-сли у тебя ос-сталас-сь хоть капля уважения ко мне, ты пос-слушаешьс-ся.
Король приоткрыл рот, но остановился, ничего не сказав, так как в этот момент на балкон вышла Каритас. Она подошла к дедушке, демонстративно не заметив отца, и нежно сказала:
— Дедуля, я приглашаю тебя позавтракать.
На самом деле, ей безумно хотелось остаться с ним наедине и более уместного повода, чем пригласить позавтракать в то время, когда она обычно спит, Каритас не нашла.
— Ты уже проснулась или ещё не спала? — спросил Тсалвус Первый.
Каритас, не ответив, презрительно хмыкнула, взяла дедушку под руку и вышла с ним с балкона. Они прошли через богато украшенные королевские покои и начали спускаться по винтовой лестнице, которая, казалось, также была построена из золота.
И только когда они остались наедине, Каритас повернула лицо к дедушке и в нетерпении спросила:
— Ты его видел? Как он?
Эрдамас усмехнулся, с любовью и заботой устремив свои живые глаза на внучку, и спокойно ответил:
— Ты с-скоро с-сама вс-сё увидишь. Терпения, моя милая.
Каритас посмотрела на дедушку с надеждой, что тот ещё что-нибудь расскажет, но он молчал, несмотря на обезоруживающий взгляд внучки. Привыкнув, что Эрдамас говорит ровно столько, сколько считает нужным, она не стала расспрашивать дальше, с лёгкой обидой слегка прикусив нижнюю губу. Когда они вышли из 'золотой' башни в коридоры замка, Эрдамас приобнял свою внучку и тихо-тихо прошептал, хотя никого рядом не было:
— Ты вс-сё делаешь правильно, малышка!
'Наконец-то, наступило первое ноября! В центре станции метро 'Охотный ряд'', — шевеля губами, как карму, повторял про себя эти слова Артём. Бешеный ритм сердца, разгоняющего кровь по сосудам, выработка адреналина, переводящее тело в возбуждённое состояние — все признаки, что вот-вот исполниться то, чего ждёшь уже давно: ещё пара остановок, и он встретит, наконец, Каритас. Артём ловил себя на мысли, что вся его жизнь разделилась на чёткую грань: 'До' и 'После'. Он пытался успокоиться — нельзя же предстать перед ней в виде 'заикающегося мальчишки', но всё бесполезно: в голову, как назло, лезли мысли, воспоминания, впечатления.
— Следующая станция 'Охотный ряд', — до боли знакомый каждому посетителю метро голос вырвал Артёма из воспоминаний.
Поезд тяжело, как бы нехотя, вздрогнул и тронулся с места медленно и неповоротливо, точно большая черепаха. Оставалось всего пара минут, которые длились недопустимо долго. Артём подошел к двери, словно это должно было существенно приблизить момент встречи, и уставился на чёрную стену за стеклом.
Следующие несколько секунд, когда поезд подъехал к станции, запомнились так хорошо, будто каждую из них растянули на час. Сквозь стекло, ещё не открывшийся двери, Артём увидел молодого парня, сплошь состоящего из одних мускул. Судя по носу, сломанному несколько раз, он только и делал, что всю жизнь дрался. Парень злобно озирался в поисках жертвы, весь красный от злости и напряжения. Его кулаки, как две булавы, повисли в полной готовности пуститься в бой.
И тут их глаза встретились!
Сомнений не было: парень нашёл, кого искал, сразу поняв это по одному взгляду, и изобразил что-то
