— Господи, милый, — сказала она, задумавшись. — Точных слов не помню. Просто сказала, как ты просил: чтоб приехали к ужину, потому что после этой поломки тебе надо кое-что уладить. И напомнила про антифриз…
— Сколько ты звонков сделала?
— Четыре или пять, так где-то. Жене Орланда… Нетти… Лу… И попросила их кое-кому звякнуть. А что?
— Если б хоть раз за последний час спустилась по лестнице — поняла бы, что. Там собрались все наши, до седьмой и далее воды. И все ведут себя так, будто на день рождения пришли, и каждый — на свой.
— Все? — Ее это обескуражило. Она поднялась с колен, смахнула волосы со лба. — У меня припасов человек на пятнадцать хватит… а все — это сколько?
— Добрых четыре, а то и пять десятков, считая детей.
Она аж на цыпочки приподнялась.
—
— Знаю. А сейчас — есть. И у каждого радости полные штаны —
Тут Ли сказал:
— Я могу объяснить.
— Что объяснить? — спросил я. — Почему они все приехали? Или почему они такие довольные?
— Всё. — Он по-прежнему лежал, лицом к стене, на этой дневной кушеточке Вив. (Он поскребывает стену ногтем.) — Потому что, — сказал он, не поворачивая головы, — у них у всех сложилось впечатление, будто ты продал бизнес.
— Продал?
— Именно, — продолжал он. — И как пайщики…
—
— Ага, Хэнк. Не ты ли говорил мне, что даешь долю каждому, кто хоть когда-то работал на тебя? Чтобы…
— Как это
— От Гриссома. Вчера вечером.
(Он лежит не шелохнется, отвернувшись к стене. Лица я не вижу. А голос звучит так, будто невесть откуда исходит.)
— О чем, бога ради, ты говоришь?! — (Мне так хочется схватить его и развернуть к себе — аж руки трясутся.)
— Если я не напутал, — сказал он, — Флойд Ивенрайт и другой этот крендель…
— Дрэгер?
— Да, Дрэгер… приплывали к тебе прошлой ночью с визитом и с…
— Никого тут не было прошлой ночью! Погоди…
— … и с предложением об уступке всего бизнеса за профсоюзные фонды, при содействии некоторых местных предпринимателей…
— Погоди. Теперь понял, мать-перемать…
— …а ты ужасно торговался и получил хорошую цену.
— Вот
— Я полагал, — ответил он, — что если ты продал бизнес — так, наверное, знаешь о сделке.
— А если не продал?
— Мне казалось равновероятным, что ты и в этом случае в курсе.
— Мать-пере
Вив тронула меня за руку:
— Что случилось, родной? — спросила она. Я сподобился ответить лишь:
— Дрянь дело! — и снова заметался по комнате. Что я мог ей сказать?
— В чем дело, родной? — снова спросила Вив.
— Ни в чем, — ответил я. — Ничего… Просто
Наконец, кое-как спустив пар, я сделал первое, что, по моему твердому убеждению, надо было сделать: подошел к лестнице и кликнул Джо Бена на минуточку.
— Что-что? — крикнул он в ответ с заднего крыльца, где резвились дети.
— Да не «штокай», а подойди!
Я встретил его в холле и потащил в контору. Он лузгал тыквенные семечки, из недавнего фонаря, зенки — полтинники, весь — само любопытство. По случаю слета он нацепил галстук, то самое синее шелковое чудовище с вышитым вручную утенком, Джо его носил аж со старших классов и очень им гордился. Галстук весь перекручен, а на белой рубашке не хватает двух пуговиц: Джо поиграл с детишками. Стоило посмотреть на него, в этом страшенном галстуке, с прилипшей к губе тыквенной лузгой, скребущего брюхо в pacпax рубашки — и я так растрогался, что на душе повеселело. Ну да ладно: чего я теперь хочу-то от него, когда он здесь? Я понятия не имел, какой прок от него будет там, внизу, с этой сворой, но мне точно был от него прок, здесь и сейчас.
— Помнишь, — сказал я ему, — как мы увидели эти машины и я сказал, что будь я проклят, если понимаю, с чего такой фестиваль?
Он кивнул:
— Ага. И я сказал тебе, что на морозе атмосфера круто и-о-ни-руется, отчего у людей улучшается настроение.
— Ионизируется, — поправил я и продолжал: — Но сомневаюсь я, что только в этом дело. — Я подошел к бюро и достал оттуда пинтовую бутылку, которую держал для бухгалтерской работы. — Нет, объяснение не полное, — сказал я.
— Да? А что еще?
Я отхлебнул и протянул ему бутылку.
— Они все прикатили сюда, потому как думают, что я продаю бизнес, — поведал я. Поведал, что сказал Ли и как я выяснил, что Флойд Ивенрайт и этот другой перец распустили слухи. — И вот теперь все наши собратья, там, внизу, думают, будто поспели на дележ пирога.
— Но почему? — спросил он, смаргивая. — В смысле, зачем Ивенрайту?..
— Это не Ивенрайт, — сказал я. — Ему мозгов не хватит. Он все больше гвозди сеет, а не слухи. Нет уж, это Дрэгер был.
—
Я отобрал бутылку, поскольку он не нашел ей применения. Сделал еще глоток и закупорил