Чувствуется, что он едва следит за моими словами. Я рассказываю ему о событиях в Григорове, о молодом хирурге, который, разрываясь на части, не знал, что делать, и которому я помог.
– В соответствии со сложившейся обстановкой я распорядился немедленно отправить всех тяжелораненых в Заболотье.
Он слушает меня с отсутствующим видом, словно ему совсем не интересно. Почему он сегодня так враждебно настроен и раздражен? Его не интересует и мой рассказ о сильнейшем буране, о том, как мы укрылись в захолустной деревушке Язвино, где оказались отрезанными от мира. Когда я замолкаю, он сразу сообщает мне, что инспекция официально запретила прижигание ран. Тут до меня вдруг доходит, отчего он так раздосадован.
– Итак, наконец-то, наконец-то принято окончательное решение. Я надеюсь, что вы будете и от господина подполковника Паукера требовать соблюдения этого распоряжения.
– С какой стати? – Он смотрит на меня с явным удивлением.
– Насколько я знаю господина подполковника Паукера, можно ожидать, что он не обратит на этот запрет никакого внимания и будет по-прежнему прижигать раны. Главный хирург инспекции медицинской службы, которого вы конечно же знаете, господин генерал, разделяет мое мнение. Еще при расставании в Берлине он сказал мне: «Следите за Паукером, чтобы не продолжал прижигать. Если обнаружите подобные случаи, немедленно сообщите мне».
Главный врач глядит на меня с недоверием и холодно прощается, отдав распоряжение ехать обратно в Поров в военный госпиталь.
Начал таять снег. Дороги в жутком состоянии. Машины пробираются сквозь грязь, слякоть и лужи. К счастью, нижний слой еще остается твердым. Канавы по обеим сторонам дороги наполнены доверху, поля наводнились, леса утопают в ледяной воде.
В Порхове сообщили, что к нам на фронт едет инспектор медико-санитарной службы. Мы с ним так и не встретились. Из Пскова он сразу же отправился в Дно к главному врачу. Лазареты он не посещает. Внезапно главного врача снимают с его поста. По какой причине – никому не известно. Ходят слухи – из-за возникших разногласий. Однако не наше дело думать об этом. Назначат нового главного врача. Правда, несмотря на некоторые трудности, особенно в последнее время, нам не хочется его терять, поскольку он часто проявлял понимание и зарекомендовал себя как хороший врач. Все привыкли к нему.
Силы природы
Уже в течение нескольких дней чувствуется приближение невероятного по масштабу события. Что происходит? Да ничего или почти ничего. Резкая смена погоды – только и всего. Хотя в течение дня ртутный столбик термометра едва достигает нулевой отметки, неожиданное потепление кажется уже невыносимым. По небу, над безграничными просторами, несутся тяжелые, мрачные облака. Глухо завывает тревожный ветер. Березы склоняются до самой земли, их влажные ветви широко раскачиваются из стороны в сторону. Снег мокрый и вязкий.
Охваченные странным беспокойством, которое передается любому созданию, над домами с гамом кружат вороны, лишь ненадолго присаживаясь на качающиеся деревья. В воздухе витает какое-то неопределенное волнение, никому до конца не понятно, откуда оно взялось. Все по-прежнему с тревогой на сердце думают о том, что русские продолжают нападать на слабые позиции нашего фронта. Мы опасаемся прорывов и непредсказуемых действий партизан. Правда, с передовой не поступает никаких плохих сообщений, но неясное, угнетающее чувство остается.
По ночам никому не спится, все ворочаются с боку на бок, а утром просыпаются абсолютно разбитыми. С подозрением мы наблюдаем за русскими мужиками и женщинами. По ним видно, что им известно то, чего не знаем мы. Они часто собираются на дорогах группами, оживленно разговаривают и возбужденно жестикулируют. Другие, стоя на берегу Шелони, внимательно осматривают ледяной покров, который все глубже и глубже погружается в ложе реки. На нем уже видны большие трещины, и он отделился от берега.
Затем наступает незабываемая ночь. Никто не находит себе места, про сон даже нечего думать. Все постоянно прислушиваются. Все спокойно, только от усиливающихся порывов ветра дрожат ставни, протяжно скрипят деревья, а огромные ветви, отламываясь, с грохотом падают на землю. Где-то не переставая пронзительно скулит собака, точно испугавшись неопределенности. Внезапно в полночь до нас доносятся жуткий гул и раскаты грома. Этот гул переходит в приглушенный грохот и журчание, он то нарастает, то откатывается, как только стихает буря, но шум продолжает неумолимо приближаться. Слышно, как по улице быстро бегут люди. Звучат голоса, русские слова переходят в возбужденные крики. Пришло время, и великое событие, которого все ждали с таким мучительным беспокойством, вот-вот произойдет.
Я быстро одеваюсь и выбегаю на улицу.
Бросая на землю мрачные тени от тусклого света луны, по небу мчатся рваные облака. Сквозь ледяной покров Шелони прорвались мощные потоки черной воды – река вышла из берегов. Лед сопротивляется напору, ломается, раскалывается на части, огромные льдины, будто привидения в дьявольском танце, вздымаются вверх и с треском разбиваются друг о друга.
Это началось высоко в болотистой местности под Старой Руссой. Снег стремительно таял, ручьи пенились, вода скапливалась за ледяными и деревянными преградами, поднималась все выше и выше и наконец вырвалась из оков и понеслась, преодолевая на своем пути все препятствия, к руслам Полы, Ловати, Полисти, Шелони, растекаясь по ледовой глади. Поскольку лед легче воды, то он тронулся с места, стараясь подняться выше, и со всей своей невероятной силой стал напирать на струящуюся водную поверхность. Он раскололся на мощные белые плиты и глыбы метровой толщины. Поток с шумом и скрипом понес их вдоль по течению. Так начался невиданный ледоход 1942 года.
Этой ночью огромная волна достигает Шелони под Порховом и растекается по мощному ледяному панцирю. Она устремляется вперед. На наших глазах из глубин черно-коричневой воды с глухим треском поднимаются плавучие острова. Они встают на дыбы, выступая острыми краями из пенящегося и стремительно несущегося потока. В матовом свете луны, омрачаясь тенями от рваных облаков, сверкают ледяные кристаллы. Завороженный, я стою на берегу и наблюдаю за буйством природы. Земля показывает свою силу.
А что же люди? Русские мужики и бабы, закутанные в свои толстые, разодранные телогрейки, всполошившись, бегут вдоль по берегу, к ним присоединяются все новые и новые. Некоторые держат в руках длинные колья с ловчими сетями, которые они опускают в бурлящую черную воду в тех местах, где льда уже нет. С удивлением мы наблюдаем, что происходит.
Во время ледохода рыба, особенно щука, устремляется вверх по течению близко к берегу. Время от времени, каждый раз, когда кто-то из русских вытаскивает из воды длинную жердь с рыболовной сетью, поднимается большой шум. Ребятишки кричат и скачут по береговому склону. Один малыш даже пытается запрыгнуть на белую льдину, затем слышатся ругань и шлепки. Другой парнишка подошел слишком близко к берегу, поскользнулся и свалился в воду. Его вот-вот раздавит огромными льдинами. Мужики и бабы с криками подбегают к нему и вытаскивают на берег.
Недалеко от нашей дачи Шелонь совершает извилистый поворот. Здесь образуется ледовый затор, плиты налетают друг на друга и выстраивают огромные горы. Уровень воды поднимается с каждой секундой и за считанные минуты доходит прямо до нашей улицы. Того и гляди разразится катастрофа, как вдруг под мощным напором воды ледяные глыбы снова срываются с места и медленно приходят в движение. Страшная сила гонит их вниз по течению.
Часы медленно тянутся один за другим, наконец забрезжил рассвет. Мы наблюдаем за мощным ледоходом во всем его блеске. Пройдут дни до той поры, пока массы ледяных плит полностью не исчезнут, а на поверхности воды не начнут появляться бревна. Летом русские валят лес и распиливают стволы. Когда весной начинается половодье, они сплавляют лес по реке, которая несет его к морю. Поэтому все русла рек заполнены миллионами бревен. Они скапливаются на изгибах и застревают на мелях.
