С хирургами завязывается оживленный разговор.
Обратная дорога превращается в кошмар. Трактор так сильно раскачивается, пробираясь сквозь грязь, что мы вынуждены крепко держаться. В какое-то мгновение машина ныряет носом, нас подбрасывает высоко вверх. Наш вездеход влетел в воронку, радиатор оказался в грязи, водитель тоже сидит в грязи. Ледяная грязная жижа по сиденьям стекает в кабину. Мы вскакиваем и стараемся удержаться.
Водитель дает задний ход, но требуются невероятные усилия, чтобы вывезти трактор из огромной воронки. Наши брюки промокли насквозь, в сапоги натекла холодная вода. Однако на это никто не обращает внимания, лишь бы ехать дальше. Осторожно мы выбираемся из этой западни, которая, к сожалению, не обозначена. Затем мучительная поездка продолжается. Приближаясь к Старой Руссе уже затемно, мы снова проезжаем участок пути, просматриваемый русскими. Ничего не происходит, русские молчат. Нас охраняет темнота. Мы облегченно вздыхаем. Грязные и замерзшие, мы возвращаемся в город. Я благодарю врача за чудесное путешествие. Он только ухмыляется в ответ:
– Не стоит благодарности, дружище, грязевая ванна вошла в стоимость проезда!
Неспокойная ночь в Старой Руссе
Отыскать во тьме полевой госпиталь нелегко. К моему удивлению, там царит необычайно теплая атмосфера: в госпитале теперь работают пять медсестер из Латвии – образцово опрятные, высококвалифицированные девушки, которые добровольно вызвались на фронт, чтобы помогать. Все они прошли обучение и получили звание старших сестер наряду с широкими правами и обязанностями. Например, они имеют право по распоряжению врача делать внутривенные инъекции. Не только друзья, но и медсестры окружают меня, абсолютно грязного и замученного, заботой. Мне дают сухие вещи, а мундир и белье развешивают сохнуть около печки. Изба переполнена, тем не менее для меня находится место, где можно переночевать. Постелью мне служит древняя плюшевая софа в стиле семидесятых годов прошлого столетия. Эту мебель отличают своеобразные изгибы и выпуклости, к которым поневоле приходится приспосабливаться, подобно акробату.
Но это еще не все. Прямо за домом располагается немецкая пушечная батарея, которая палит по русским позициям. Ночь напролет почти над самой крышей то и дело проносятся снаряды. При каждом залпе избушка так сильно вздрагивает от мощного воздушного потока, что я тоже подскакиваю на своей плюшевой софе. Утешает лишь одно – я хоть как-то лежу и не мерзну. Но о покое можно забыть.
Слышится отдаленный гул орудий. Группа Зейдлица вновь перешла в наступление. Русские со своей стороны пытаются отрезать доступ к Демянску. Наши егеря не только удерживают позиции, но и расширяют захваченную территорию. Однако это стоит жертв и ведет к новым потерям. Уже утром недолгий отдых кончается: привозят раненого в крайне тяжелом состоянии. Хирурги просят меня осмотреть его. В операционной лежит молодой офицер, которому уже сделали операцию. У него прострелена почка. На передовой врач-лейтенант сразу же удалил ее, так как началось сильное кровотечение, и это спасло офицера. Но затем он плотно зашил боковой разрез и на следующий день отправил раненого сюда. Здесь мы столкнулись с совершенно новым и отчаянным случаем, поскольку возникло сильнейшее заражение. Человек мертвенно бледен, совершенно обессилен, сознание помутненное, живот сильно вздут. Температура тела стремительно падает, в то время как пульс учащается. Кривые свидетельствуют о наступлении смерти.
Конечно же мы сразу широко рассекаем рану и оставляем ее открытой, но все напрасно. Раненый погибает.
Молча мы сидим за длинным столом и глотаем горячий кофе. Я надеваю свои высохшие вещи, с благодарностью и теплотой прощаюсь с медсестрами и врачами. Затем вновь выхожу на холодную улицу и иду к поезду, который должен отвезти меня обратно в Порхов.
Профессор Райнер снова с нами. Он великолепно отдохнул. Теперь нам нужно заново распределить обязанности. Я хочу оставить за собой южный участок фронта, где находятся зоны окружения под Демянском и Холмом и Старая Русса. Курировать эту зону сложнее всего. Профессор Райнер берет на себя всю территорию к северу от Волхова.
Прибыл и новый главный врач, статный, элегантный господин. Он держится браво и молодцевато. Мундир сидит на нем безупречно. Видимо, свое решение стать гинекологом он принимал стоя перед зеркалом. Скоро мы узнаем, что он за человек.
«Кнобельбехер»[38]
Сегодня в Порхове неожиданное событие. Приехал кабаре-ансамбль нашей армии под названием «Кнобельбехер».
Быстро соорудили импровизированную сцену, наспех сколотив ее из обычных досок, и на этих подмостках мирового значения – шестеро наших земляков. Под дребезжание рояля и жалобное позвякивание гитары, отбивая ритм, артисты во весь голос приветствуют своих зрителей:
Они представляются песней:
Эти шестеро, эта горстка армейских ребят, – первоклассные артисты кабаре по сравнению с ансамблями «Строгие судьи», «Палачи» и «Освобожденные». Вот уж действительно, полностью освобождены и раскрепощены. Чем-то напоминают «Синюю птицу». Где бы они ни появлялись, на каждом концерте эти пародисты хорошего стиля покоряли сердца солдат своей игрой. Они уже стали неотъемлемой частью армии.
Ханс Петер Ришель, чудесный задира с замечательными идеями, руководит всей группой, придумывает сценарии и пишет стихи к песням. Сам он из «Немецкого театра».
Лотар Олиас – его правая рука. Сочиняет музыку, аккомпанирует, подпевает и выступает то в одном, то в другом театральном скетче. Ни с чем не сравнится его песня «У меня есть два пистолета…».
Бледнолицый блондин Курт Граберт мастерски играет на ударных и ксилофоне, исполняет роль клоуна Кокса в паре с заикающимся Рене Норманом, который потрясающе смешно смотрится на сцене со своим абсолютно непроницаемым лицом.
«Красавчиков» играет Герберт Тамм, а особенно хорошо у него получаются женские роли. Он превосходно справляется с ними.
И еще один, last not the least,[39] Teo Текленбург, долговязый уроженец Пфальца. От его мощного, глубокого баса содрогаются стены.
Настоящее солдатское кабаре, но на высоком уровне. Парни могли бы сорвать восторженные аплодисменты в любом большом городе. Программа, составленная этими молодыми ребятами, пропитана остротами, бьющими прямо в точку. Они отображают время и события, они понимают, что нужно каждому. Пожалуй, кульминацией программы становится блестяще сыгранная вчетвером сцена, когда актеры решают вопросы большой политики и обсуждают планы ведения войны. Когда бы и где бы наши пути ни пересекались, я бегу на их представление. Я уже больше десятка раз видел их игру. И хотя программа у них не часто меняется, каждый раз она кажется новой. Всегда большое событие, заставляющее зрителей забыть о грязи и страданиях войны.
Нет, это не какая-нибудь группа от фашистской организации «Сила через радость» – сексуально выдрессированный ансамбль, разъезжающий в тылу, чьи пропагандистские вопли «Хайль Гитлер!», к счастью, раздаются далеко от линии фронта. «Кнобельбехеры» слеплены из другого теста. Избегая «героев» тыла, они всегда едут только на передовую. Выступают в невероятно трудных условиях, на морозе, на самых примитивных сценах, в лазаретах, в хлеву, они выступают и в Старой Руссе, и в окруженном Демянске. Где бы они ни появились, везде их встречают с огромной радостью.
И солдаты благодарны им. Иногда даже предоставляется возможность снова пригласить «кнобельбехеров» на сцену, вытащить их из забвения, защитить, а в более неприятных случаях и спасти, когда какой-нибудь пресловутый национал-социалист полезет на них с кулаками из-за того, что ядовитые остроты и политические пародии покажутся ему не соответствующими действительности и оскорбляющими его идеологические убеждения. Для этих господ с вышколенным мировоззрением «кнобельбехеры» всегда были бревном в глазу. То и дело рьяные офицеры из НСДПГ[40] запрещали отдельные сцены или все представление. Но каждый раз военные всех чинов объединялись против ограниченных национал-социалистов, и ансамбль снова ехал на фронт, на самые передовые
