Заграничный.
— Карен, ты все? Можно уже повернуться?
— Да, можно.
Я оборачиваюсь. Ой-ой-ой.
— Ты бы хоть ноги сдвинула, что ли. — Я сгребаю с пола ее одежду и бросаю ей на колени. — Карен, мы с Джимом пытаемся тебе помочь, а ты тут сверкаешь интимными прелестями. А ты, Джим… Почему, интересно, ты вспомнил про ополаскиватель уже после того, как вылизал Карен влагалище? Как-то оно странно.
Джим ухмыляется.
— Да. Действительно, странно. Причуды памяти.
— И что нам теперь делать?
Джим впадает в задумчивость.
— А окно открывается?
— Открывается, — говорит Карен. — Я его открываю, когда занимаюсь сексом с толстыми дядечками.
— Открой окно. — Голова Джима исчезает под полом и через пару минут появляется вновь. За окном.
— Карен, ты куда?
— Туда, — говорит Карен, вылезая в окно. — Джим нас спасает.
Джим кивает.
— Я забираю тебя отсюда.
— Подождите, — кричу я, бросаясь к окну. — Я с вами.
— Не получится, Спек, — говорит Джим. — Нет места.
— Что значит нет места?
— Я жираф, а не двухэтажный автобус.
— Джим, если ты не возьмешь меня с вами…
Он вздыхает по-призрачьи тяжко.
— Если ты с нами, то давай с нами. Только быстрей. У меня крылья чешутся.
— Джим, у тебя нету крыльев, — говорю я, забираясь к нему на спину.
Карен хихикает.
— Есть. Такие серебряные, как у ангела. Крылья действительно есть. Вот, торчат из боков.
— А на арфе ты, случаем, не играешь? — интересуюсь я в шутку.
Крылатый жираф взмывает в небо. Я обнимаю Карен за талию, как будто мы едем на мотоцикле. Как будто Джим — мотоцикл, Карен — мотоциклист, а я сижу сзади.
— Ура! — кричит Карен.
— Да, — кричу я с не меньшим восторгом. — Ура!
Мы поднимаемся к самому небу, за облака. Земли больше не видно. Жираф-призрак машет своими ангельскими…
— Джим, они же пластмассовые, — говорю я, отцепляя крылья. — Где ты их взял?
— Стибрил у одной девушки. Она возвращалась домой с вечеринки, заряженная кокаином по самое не балуй.
— По что?
— По самое не балуй. Кокаином.
— И ты этим воспользовался и украл у нее ангельские крылья. Да, в мире, похоже, уже не осталось невинности и чистоты.
Как бы в подтверждение моей мысли Карен хлопает в ладоши и говорит:
— А давайте слетаем к морю. Джим, пожалуйста.
Джим качает головой.
— Я не взял с собой плавки.
— А их вообще выпускают такого размера? Да и зачем тебе плавки? Ты же всегда ходишь голым.
— А вдруг мне захочется искупаться.
— И чего?
Он отвечает не сразу, потому что ему надо сосредоточиться на полете.
— Если я плаваю голым, у меня яйца качаются на воде и пугают детей.
— Что, кстати, неудивительно.
— И еще эти… — он наклоняет голову, чтобы не врезаться в низко летящий воздушный шар на горячем воздухе, — …медузы. А вдруг меня обожжет медуза? Влепится прямо в головку члена.
— И поделом, — говорю я.
Так, за дружески-добродушным взаимным подкалыванием, и проходит полет. Каждые две-три минуты Карен спрашивает у Джима, скоро ли мы прилетим, а Джим оборачивается к ней и смеется. Чистым, радостным смехом. Вот так посмотришь на них и никогда не подумаешь, что еще минут двадцать назад его язык был у нее в рабочем органе.
Облака раздвигаются, словно белые занавески, и там, за ними, — безбрежная синева. Только это не небо, а море. Джим спускается вниз, постепенно набирая скорость, и приземляется с глухим стуком на пустынную набережную.
— Давайте поищем, где у них тут продают мороженое, — говорю я, спрыгивая со спины Джима и подавая руку Карен. — Хотите мороженое?
Джим облизывается, но Карен молчит. И вид у нее удрученный.
— Карен, ты чего?
— Если я вернусь в «Пендель», мистер Бинго меня побьет.
— Так и не надо тебе никуда возвращаться. Оставайся здесь. Ты же хотела на море. Найдешь себе работу. Мы тебе поможем. Да, Джим?
— Но я хочу вернуться.
— Почему?
— Если я вернусь, мистер Бинго меня побьет.
Я морщусь и спрашиваю:
— Тебе что, нравится, когда тебя бьют?
Карен кивает.
— Тогда чего же мы ждем? Джим, надо быстрей везти Карен обратно в «Пендель».
— Быстрее не надо, — говорит Карен, взбираясь обратно на спину жирафа-призрака. — Может быть, если мы припозднимся, мистер Бинго стукнет меня столом.
— Хорошо, только я должен это увидеть. Спек, ты с нами?
На пляже почти никого. Но один человек все-таки есть. Женщина. Лежит на спине. Она в темных очках, но жену я узнаю всегда.
— Джим, вы летите, а я задержусь. Мне нужно кое-что сделать.
— Спек, — говорит Джим, проследив за направлением моего взгляда, — это там не твоя ли супруга?
Я киваю.
— Вот и трахни ее как положено.
— Именно это я и имел в виду, когда говорил, что мне нужно кое-что сделать.
— Заправь ей сзади, а потом вынь и спусти ей на задницу.
— Спасибо, Джим, за совет. Но истинной любви хореограф не нужен.
— Только не торопись ей вставлять. Пока она вся не намокнет.
— Джим, я тебя очень прошу, не нервируй меня. Я и так весь на нервах.
— Ты успокойся, не нервничай. Это всего лишь секс. Можно подумать, ты раньше ничем таким не занимался.
— До свидания, Джим.
— До свидания, Спек. И удачи.
Дождавшись, пока жираф-призрак и проститутка-извращенка не исчезнут из виду, я спускаюсь на
