А я сообщаю ей, что вся эта срань годится исключительно для врачевания потрепанных душ восемнадцатилетних девочек. Мне вспомнилась Мадлен Форман. И ее распотрошенное тело на полу ванной комнаты Дэлмера Симмонсона. Мои глаза – фотокамера. Моя память – накопитель, жесткий диск. Спрашиваю, не хотела бы она переспать со мной? – А тебе это поможет? Наверное, нет. Но я на всякий случай принес справку. Я чист. Кабинет психотерапевта Эллисон Чейс является воплощением умиротворения. Замкнутая дзэн- вселенная, крохотный островок спокойствия и невозмутимости. Ровные бледно-бежевые стены, серые жалюзи, которые прикрывают пластиковое окно, заливаемое дождем, непрекращающимся уже больше месяца. Даже кушетка, при всей ее кажущейся роскошности, не вызывает раздражения. Древесина – орех. Ткани, покрытые серебряной краской и дорогостоящим лаком. Изящный комфорт. От Эллисон так и разит ее профессиональным состраданием. Терапевт из нее хреновый. Но как и ее кабинет, женщина располагает к себе. Наверное, все дело в том, что я хочу трахнуть Эллисон Чейс. Только еще не решил куда именно. В мозг, со всеми его классификациями и аналитическими инструментами, или же в рот, из которого так приятно пахнет освежителем 'Глистер'. Тонкие аккуратные губы, складывающиеся в энсо всякий раз, когда я говорю о суициде. Невозмутимый психотерапевт покусывает внутреннюю сторону щеки, неосознанно давая мне понять, что и ей необходимо это общение. Ее безупречная безмятежность находит конец в деталях. Карие глаза на секунду останавливают свой бег по комнате, когда я рассказываю о том, как я хотел бы умереть. Гладкая кожа на руках. У нее нет мужа, или детей. Либо заработок психотерапевта позволяет нанять прислугу, которая своими руками будет полировать мебель и посуду, позволяя поверхностно активным веществам уничтожать заботливые конечности. Но всем нужны деньги. Нитробензол, формальдегид? Ну и пусть. Маленькому Карлосу нужна новая приставка. Удлиненная, рваная стрижка с ассиметричной челкой. И костюм из 'Блумингдэйла'. Нейтральная привлекательность. Женственная деловитость. Я говорю, что меня раздражают люди, которые слушают музыку прямо с телефона. Я готов вырвать аппарат из сучьих ручонок и разбить о лоб обладателя погремушки. А потом смотреть, как кровь стекает по скулам и примыкает к уголкам рта. Мне не симпатичны люди, которые стоят в очереди на кассе. Они вечно что-то забывают. Оборачиваются, просят посторожить их тележку, пока они бегают за прокладками, лезвиями для бритвы, молоком. Раньше мне хотелось что-нибудь выкинуть из того, что они приобрели. Нассать в 'Пепси' прямо на глазах у изумленной кассирши. Теперь же я так и поступаю. Например, втыкаю иголку в булку хлеба. Никто и не замечает, пока та не прокалывает язык забывчивых кретинов. Меняю 'Сникерс' с арахисом на 'Сникерс' с лесным орехом. Их это злит. Чувствуешь, каково величие их оплошности? Делаю небольшой надрез на упаковке сахара. И они вновь бегут. Бегут и бегут. Как будто в этой жизни можно все поменять. – За что ты их наказываешь, Марвин? За то, что они ведут себя не так, как мне хотелось бы. И ничему не учатся. По общебуддийским представлениям есть три коренных яда, из которых возникают все страдания и заблуждения. Неведение о своей природе. Отвращение. Привязанность. Если верить ребятам, обладающим лишь поношенными халатами и гребаной уймой свободного времени, мы все отравлены. Это хорошая новость, полагаю. По крайней мере, не чувствуешь себя оторванным от человечества. – Ты так остро реагируешь на человеческие пороки, но все же рад тому, что являешься одним из них. Я говорю, что привязанность заставляет тебя делать неправильные выводы. Я рад, что у маленького Карлоса будут новые джинсы и его крохотный, неразвившийся член не отвалится от переохлаждения. Но как же гидрохлорид натрия, нефтяные дистилляты? Они же медленно разрушают источник его детского благополучия. Тревожит ли его то, что мамочка часами полирует пол неизвестной тети за какие-то гроши, которыми нужно расплачиваться за коммунальные услуги? Сомневаюсь. Да и меня это особо не касается. Весь фокус в том, что каждому человеку насрать на свое собственное будущее. Всегда можно оправдать незапланированные растраты каким-то мифическим концом света или надвигающимся экономическим кризисом. И когда жизнь становится невыносимой – они прыгают в петлю, проигрывают последние деньги в казино, ставят на лошадей, у которых лучший коэффициент. Это все синонимы, Эллисон. И я рад, что они так поступают. Знаешь, почему я не пошел в 'Лэнгот'? Пауза. Напряженная любительская заинтересованность. – И почему же? Я хочу помнить, откуда у меня этот шрам на щеке. Я хочу помнить, как обнаружил три окровавленных тела, как горел дом Дороти Бальмонт, как хоронили Дэла. Чем больше дерьма во мне кипит, тем сильнее становится отвращение. А оно в свою очередь – главная мотивация. Движущая сила, побуждение. Может быть, ваш бог и создал человека, лишь потому что его тошнило от своей ублюдочности. Вроде как воплощение внутреннего мира, трансляция духовной беспомощности. Нашел недостаток – цунами. Несколько тысяч дефективных нейронов устранены. Еще проблемы? Что ж, землетрясение. Еще несколько сотен бракованных клеток извлечены. Все просто. И не надо искать причину. Обреченность и раболепие. Признание факта, что все мы – временные показатели вселенского убожества. Я не хочу, чтобы мной кто-то распоряжался. Причем так, будто я сраная упаковка сахара, которую можно поменять в любой момент. Эллисон слушала довольно внимательно. Еще минуту после того, как я завершил свой монолог, она просто молчала, смотря сквозь меня. Очнись, док. – Прости. Но наше время истекло, увидимся завтра в это же время.
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату