отпечатки кулаков главного врача. Или мужа, которого у нее, похоже, никогда и не было.– Открой рот.Меня немного раздражает, когда в мой адрес отпускают подобные фразы. В исповедальне все происходит несколько иначе. Но ничего не поделаешь. Осмотр длился не дольше секунды.Я спрашиваю ее, когда меня выпустят? И почему после того инцидента я оказался здесь, а не в обыкновенном госпитале?– Мне не положено об этом говорить.Так же, говорю, как и не положено допускать ошибки при исполнении своих обязанностей. С этими словами я выплюнул две таблетки себе на грудь.Мечта Джессики поблекла на фоне ее же оплошности. Ее цель вышла из-под контроля.Я не хотел обижать медсестру, но обмен информацией в случае пациент-сотрудник вынуждает пойти на крайние меры.Повторяю вопрос: почему я оказался здесь? Мне не нужны подробности, долгие и витиеватые разъяснения.Ее огромные глаза заблестели.– В последнее время ты часто попадал в ситуации, вызывающие аффективное состояние. Одно из свойств аффекта – аккумуляция негативных переживаний. В конечном итоге – бурная разрядка, проявляющаяся в неуправляемом аффективном поведении. Достаточно объяснений?Но…что я сделал?– Я не могу сказать.И она вышла, захлопнув за собой дверь.У меня достаточно времени, чтобы постараться вспомнить, что произошло в тот злополучный вечер. Я помню Паркера Уильямса, журналиста из 'Спэллинга', получившего несколько пулевых ранений.Девушка. Там была девушка, которую зачем-то отвели в туалет.И жирдяй, устремившийся к свободе.Недостаток информации провоцирует ложные воспоминания. Так можно переписать всю жизнь, разместить в кластерах памяти новые единицы и нули. В 'Лэнготе' по сути этим и занимались. Только поджаривали мозги доверившихся им самаритян.Когда ты прикован к постели, свобода кажется чем-то необходимым.Чем-то таким, что никогда тебя не волновало.Но теперь это отобрали, и ты как ребенок жаждешь вернуть причитающееся. Несмотря на то, что ты прекрасно обходишься и без свободы. Только испражняешься в 'судно', питаешься с помощью санитаров и ничего не видишь, кроме однотонного спокойствия потолочной плитки из полистирола. Крохотное зарешеченное окно транслирует дождь. Иногда я представляю, что это 'Нэшенл Джеографик' или 'Эксплорэр'. И я лично веду репортаж из города дождя, невозмутимого серого гиганта, тонущего в килотоннах водных масс. Мои воображаемые зрители вникают в поток информации.Если в Португалии ожидается дождь с грозой, то на работу можно не идти.В пустыне лишь редкая капля дождя достигает поверхности земли, не успевая целиком испариться.Как и вы, мои зрители. Нет никакого движения вверх. Мы капли дождя. И хорошо, если мы долетаем до поверхности земли. Такой понятной и нужной.В Уганде можно услышать раскаты грома двести пятьдесят раз в году.Муссонные дожди в Индии в состоянии спровоцировать оползни, разрушение домов, гибель сотен людей.Ну, вы помните. Ненужные нейроны, дефективные людишки. С этим все ясно.Словно маринист, упивающийся вдохновенной эрекцией на бесконечные осадки, я сворачиваю весь мир в эти капли. Больше мне ничего и не остается. Память не желает возвращать должок, Рут не спешит начинять меня новой порцией каких-нибудь барбитуратов, даже доктор Джигелски, забегавший лишь раз, не ищет встречи с моим растворяющимся в кровати телом. Причина моего нахождения здесь постепенно начинает рыть туннели в извилинах, подбирается к мозолистому телу, крошит его останки на гипоталамус и нацеливается на гипофиз, разъедая средний мозг. А там – безумие. И оно заразно.Зачастую лишь какой-то незначительный по размерам фрагмент памяти способен отравить твою жизнь. Что-то незначительное с точки зрения вселенной, крохотное. Но дай своей обсессии время, и она уничтожит тебя, обольет керосином и подожжет, после чего будет наблюдать за тем, как ты изворачиваешься в обжигающих языках пламени.Пытаешься потушить себя.Так ты ищешь ответы. Но не получаешь ровным счетом ничего.Убивает не враждебная среда. Убивает твое восприятие среды.И вбрасывая в атмосферу гигатонны любовных признаний или безадресных молитв, вы заставляете систему реагировать. Сопротивляться всему тому вымыслу, которым вы пытаетесь придать хоть какой-то смысл своему окружению. Фанатизм, с которым человек пытается объявить всему миру о своих чувствах в отношении возлюбленного, угнетает любую возможность на спасение. Система не терпит сбоев, она заметает следы любого прогресса, подтирает последние пятна благоразумия. Делает нас нелогичными, метастабильными и уродливыми. Какими мы и должны быть. И нужно признать – из семени льна вырастает лен.Вставая на колени перед неизбежным и начиная молиться, вы превращаете себя в отличную мишень.Помоги, господи.И господи тебя убивает.Дай бог здоровья.И метастазы.Словно боженька выстрелил ядовитой дробью в твое алчущее здравия тельце.В этом бесконечном антагонизме и протекает наша жизнь. Мы пытаемся сломать систему, но получается лишь припудрить ей носик. Мы продавливаем ее любовью и раболепием, но это лишь тени на глазах. Мы гримируем систему до тех пор, пока наши усилия не смоются с новым дождем. С новым показом.И тогда истинное лицо системы пугает еще больше.Ее желание вернуться в изначальное состояние оказывается непреодолимым. И все, чем вы гордились, чему придавали колоссальное значение, что боготворили и отождествляли с наивысшим земным счастьем – все это утопает в отдаче.А чего мы хотели? Чем мы гордились?Семь миллиардов ответов.Как мы хотели? Как мы гордились?
