ухудшилась. Близился сильный шторм и, посовещавшись, опасаясь, что суда может выбросить на берег, шкиперы решили выйти на двух исправных кораблях в открытое море. Не успели паруса каррак превратиться в серые квадратики на горизонте, как начавшаяся гроза обернулась бурей, или, точнее сказать, настоящим ураганом. Ужасный ветер разметал туземные хижины, сорвал навесы, построенные белыми людьми, а огромные волны смыли в море большую часть хранившихся под ними припасов. Хлеставший весь вечер, ночь и утро ливень вместе с морской водой затопили форт, подмыв одну из стен.
Самое страшное выяснилось на следующий день, когда закончилась буря. Оказалось, что ушедшие в море карраки погибли: волны потом долго выносили на берег трупы утонувших моряков и обломки. Никто не спасся живым, а «Звезду Уррена» положило на бок и теперь в ее трюме плавали рыбы. Уцелевших моряков и солдат охватило отчаяние. Несколько дней люди в растерянности бродили по берегу, даже не пытаясь исправить нанесенные форту повреждения. Лейтенант, не сумевший разрешить возникшую проблему, – посылать ли гонца с печальной новостью к Герцогу, – ушел в глубокий запой. Его люди, не в силах бороться со страхом, что не смогут вернуться на родину, последовали примеру начальства. Какое-то время на берегу царила полная анархия, чудом не закончившаяся кровопролитием.
На третьи или четвертые сутки – поддавшийся общему унынию фон Вернер не мог теперь точно вспомнить – в форт вернулись ушедшие с Герцогом люди. Все, кто остался в живых и сумел преодолеть десятки лиг раскаленной пустыни. Таких было немного. От полуторатысячного отряда здоровых и крепких мужчин уцелело не больше сотни. Но тех, кто навсегда остался в песках, убила не жара и не вражеские мечи.
Измученные жаждой, голодом, покрывшиеся от палящего солнца язвами выжившие принесли ужасную новость. На восьмой день тяжелого похода, когда полк, так и не встретив врага, углубился в пустыню на добрые полсотни лиг, среди воинов началась эпидемия. За трое суток неизвестная болезнь, не хуже картечи, выкосила добрую треть солдат: кровавый понос и мучительная лихорадка убивали лучше свинца.
Одним из первых заболел, а потом и скончался на руках пораженных рыцарей сам Герцог. Тут в своем мемуаре фон Вернер не слишком погрешил против истины: человек, выживший в самых страшных битвах, умер от какой-то болезни. Правда, почти все вернувшиеся утверждали, что выкосившая полк зараза была следствием колдовства. Кто-то из лейтенантов обратил внимание, что в самый разгар мора, одного за другим валившего стрелков, ни один из чернокожих рабов-носильщиков не заболел. Умершие в пути от переутомления были не в счет.
Сообразительный рыцарь поспешил поделиться своей догадкой с товарищами, и тем же днем воины, охваченные праведным гневом, перебили всех варваров. Не пощадили никого, даже нескольких младенцев, которых матери тащили всю дорогу с собой. Но возмездие запоздало, заболевших становилось все больше и больше. Сотни умирающих людей лежали в палатках, под навесами или просто на песке, там, где их оставили силы. Страшное колдовство, наведенное неверными, продолжало свирепствовать.
Те, кто еще не заболел, наконец-то поняли, что остаться в живых удастся, если как можно быстрее оказаться подальше от больных. Той же ночью все здоровые наемники покинули лагерь, бросив обреченных товарищей, но уже через несколько дней выяснилось, что мор последовал за ними. Отчаявшимся беглецам стало казаться, что каждый из них тащит болезнь у себя на закорках.
Песок на дне реки был мелким и чистым. Желая смыть накопившуюся грязь, Мориц натер им свое тело, а потом проплыл туда-сюда вдоль берега. Вылезать из теплой воды не хотелось, и он лежал в дремотном оцепенении на мелком месте, подставив лицо лучам заходящего солнца. В голове вяло текли тяжелые воспоминания.
Сумевшие добраться к берегу моря беглецы принесли не только страшную новость, но и болезнь. На следующий день многие из них уже лежали в лихорадке, а потом хворые появились среди гарнизона форта. Здоровые пытались отделить заболевших, но зараза распространялась очень быстро, кроме того, зачастую способные передвигаться больные не хотели подыхать в одиночестве. Все закончилось тем, что в ход пошли мечи, и пролилась кровь. Страх близкой смерти превратил людей в безжалостных чудовищ, а с каждым новым ударом убивать бывших товарищей становилось все легче: большинство больных разделили участь чернокожих колдунов. Фон Вернеру повезло в одном: узнав об эпидемии, он с частью сослуживцев все время держался как можно дальше от вернувшихся. А когда безумие и ярость воцарились на берегу, они первыми решили бежать в море.
Ночью в две рыбачьих лодки, уцелевших после урагана, набилось человек шестьдесят. Для остальных места не было, поэтому уйти спокойно не удалось. Подготовка к бегству не прошла незамеченной, и право на спасение пришлось отстаивать с оружием в руках. Именно тогда молодой стрелок впервые пролил человеческую кровь, стреляя по бывшим товарищам, попытавшимся отобрать лодки. Им отвечали тем же, пули и арбалетные болты гудели в воздухе, как шершни. Один за другим на песок, обливаясь кровью, падали убитые и раненые.
Потом началось длинное, такое же безумное, страшное, как само бегство, плавание. На вторую ночь лодки попали в шторм, и одна из них перевернулась. С десяток умевших плавать людей долго держались на поверхности, звали на помощь…
Из памяти Морица, заставив содрогнуться, зазвучали голоса тонущих людей. Поспешно сев, молодой человек затряс головой, словно желая вытряхнуть воспоминания, как воду из ушей. Пора было возвращаться в лагерь. Он вышел на берег и стал одеваться. От несвежей одежды несло застарелым человеческим и лошадиным потом. Стрелок подумал, что во время следующей остановки где-нибудь в городе нужно отдать ее прачке.
Натягивая штаны, он услышал приближающиеся голоса, женский смех. Оглядевшись, Мориц заметил фигуры идущих по лесу людей. Из-за деревьев на пляж вышли две пары. Впереди шла баронесса, а рядом с ней тощий паренек в черном платье – Михель Шрун. Следом шагах в десяти, громко смеясь над словами спутника, брела босиком Труди. Ее кавалером был слуга мессира по имени Гунар, настоящая гора мышц, а не человек. Широкую плотно обтянутую рубахой грудь телохранителя пересекала портупея с палашом в медных ножнах.
Увидев фон Вернера, гуляющие парочки остановились. Равнодушно скользнув по молодому человеку взглядом, баронесса что-то негромко сказала казначею. Покрасневший при виде сержанта Михель испуганно пялился на него. Стрелок мрачно подумал: возможно, их связь с Алиной не такая уж и тайна, как он считал ранее. Или недавно перестала быть таковой.
– Добрый вечер, госпожа, – Мориц поклонился. – Изволите гулять?
Ничего не ответив, девушка отвернулась и медленно пошла дальше. Наблюдавшая за происходящим Труди скорчила сержанту печальную гримаску и комически развела руками. Неожиданно издевательски захохотала. Ее ухажер не замедлил последовать примеру подруги, и Морицу показалось, что здоровяк отлично понимает, почему они смеются.
– Дайте мне руку, милый Михель, – приостановившись, баронесса взяла мальчишку под локоть. – Не
