Тим отказался:
– Нет. И как оно?
Входя с товарищем в комнату, Дафри вздохнул. Расстроенно сказал:
– Горькое, противное. Чуть не обрыгался.
Он поднял с пола валявшийся там тюфяк, кинул на сдвинутую к стене кровать. Не сразу Тим разглядел в деревянном полу люк.
– Черт, – сказал Дафри. – Надо дверь запереть. А то щас заявится хто-нибудь.
– Иди, закрой, – согласился товарищ, но подумал, что находку вряд ли удастся утаить.
Приятель вернулся в коридор, а Тим подошел к люку, откинул. Стал на четвереньки, заглянул. Подполье было неглубоким – в рост среднего человека. Вниз вела деревянная лесенка.
Снаружи донеслись чьи-то голоса. Тим выпрямился, хотел подняться, но не успел. Вскрикнул Дафри, загрохотали шаги и в комнатку ворвались трое. Шедший первым стрелок в кирасе и шлеме коротко рубанул Тима по голове мечом. Удар был силен: разбойник умер на месте, только ногами засучил, а клинок застрял в черепе.
Пока воин, бранясь, выдергивал оружие, из-за его спины просунулся молодой парень в кольчуге, натянутой поверх дублета. Кинулся к люку, с грохотом сбежал по ступенькам в подвал. Вскоре высунул голову наружу. Радостно улыбаясь, глядя снизу вверх на подошедшего рыцаря, сказал:
– Все на месте, вашмилсть. Только эти дураки бочонки пооткрывали.
Озабоченно прислушиваясь к отзвукам шедшей на улице схватки, лейтенант ответил:
– Хорошо. Доставай.
Он вышел в коридор, поманил к себе лонвардцев, оставшихся у порога, поперек которого лежал заколотый Дафри.
– Помогите подмастерью вытащить бочки и бегом с ними назад. Да молитесь, что Фероцо не солгал. Если бы мы тут в засаду попали, герцог с ваших жен и детишек кожу бы живьем содрал. Шевелитесь, сволочи!
Дожидаться темноты они не стали. Не успел начаться поздний апрельский вечер, как окружавший хозяйство мастера Гози сброд зашевелился. Отсиживавшиеся по разоренным домам разбойники полезли наружу, сбиваясь в стаи. Через некоторое время, подчиняясь приказам главарей, принялись разбирать часть завалов, перекрывших улицу. По-видимому, должно было начаться наступление.
Один из четырех наблюдавших за неприятелем стрелков спустился с крыши, чтобы сообщить о происходящем капитану. Начальство отыскалось на кухне: в компании нескольких рыцарей фон Ленберг сидел за длинным столом для прислуги. Лениво жевал, отрезая маленькие кусочки от жареной бараньей ноги. Его товарищи ели с большим аппетитом, то и дело прикладываясь к оловянным кружкам. Две пожилых служанки возились у очага.
Увидев входящего часового, барон выплюнул не прожеванное мясо. Спросил:
– Началось?
– Да, вашмилсть, – стрелок с жадностью смотрел на открытый бочонок вина. – Расчищают проходы к дому. И те, что в плащах, с пиками, подошли ближе. Видать, атаковать будут.
Вздохнув, барон взялся за кружку, но пить не стал. Протянул дозорному:
– На, глотни. Потом вернись наверх, скажи остальным, чтобы спускались. Мне внизу каждый человек нужен. И не думайте, что сможете отсидеться на крыше. За ноги повешу.
Прикладываясь к посудине, стрелок пробормотал:
– Да как можно, вашмилсть…
Не обращая больше на него внимания, фон Ленберг повернулся к сидевшему рядом рыцарю:
– Фай, иди, труби тревогу.
Молодой человек кивнул, надел на светловолосую голову шлем. Поднялся и, снимая перевязь с оправленным в золото рогом, быстро вышел. Вскоре снаружи донеслись пронзительные сигналы. Отдавая на ходу приказания подчиненным, барон направился во двор.
Тоскливо оглядел строящееся там 'воинство': после недавней вылазки от его людей осталось чуть больше семидесяти человек. За дьявольское зелье Фероцо пришлось дорого заплатить. Три десятка пикинеров во главе с лейтенантом уже стояли перед главными воротами, с которых слуги мастера Гози снимали массивный поперечный брус. Копейщики выйдут первыми, чтобы отвлечь на себя внимание. За их спинами лонвардцы с большими, наспех сколоченными из досок щитами. В рукопашной от бюргеров все равно никакого толка. Будут прикрывать от стрел и камней земляков, пока те вытащат и установят на улице 'огненные трубы'. Больше часа назад чертов колдун Фероцо доложил его светлости, что снарядил свои адские устройства. Сейчас он вместе с подмастерьями суетится и орет на собравшихся у бомбард людей.
За спиной капитана послышались быстрые шаги нескольких человек. Дрожащий от волнения голос герцога спросил с наигранной бодростью:
– Ну что, барон? Будет драка?
– Еще какая, ваша светлость, – Ленберг посторонился. – Я думаю, у них что-то пошло не так, раз начали засветло. Скорее всего, кто-то идет нам на помощь.
Не обратив внимания на оптимистичное предположение, одетый в чужие кирасу и шлем, Гарольд прошагал мимо барона. Тот поспешил следом, услышал, как герцог что-то бормочет себе под нос. То ли молитву, то ли, наоборот, проклятия: Ленберг не разобрал.
В сопровождении нескольких свитских фон Цутх с капитаном прошли вглубь двора. Туда, где два десятка телохранителей уже сидели верхом на утомленных за день лошадях. Впрочем, если колдовство лонвардца окажется без толку, кони не спасут.
Забираясь на Бурю, барон заметил в одном из окон арбалетчика. Мельком подумал, что у них самая выгодная позиция, проживут дольше остальных. А вообще, тем, кто остался в доме, не позавидуешь. Ни канцлеру, ни князю Мельвадскому, ни раненому архиепископу, ни слугам и секретарям. Беспомощно сидеть и ждать гибели – хуже в жизни ничего нет. Откупиться от смерти или вымолить пощаду никому не удастся. Не для того их сюда загнали. Если кто и выживет, так это попрятавшиеся по подвалам бабы с детишками. Да и тех, скорее всего, прирежут.
Окинув взглядом подворье, убедившись, что все готовы, барон приказал рыцарю с горном:
– Труби атаку, Фай.
Когда до приближающейся толпы осталось сотни полторы шагов, повинуясь команде лейтенанта, жиденькая шеренга пикинеров распалась. Солдаты, за ними и лонвардцы со щитами опрометью бросились назад к воротам. Как будто там можно было спастись от неминуемой смерти.
– Черт бы тебя побрал, – выкрикнул, пробегая мимо стоявшего возле бомбард Фероцо какой-то земляк.
– Да сделай же что-нибудь, – волоча за собой щит, в ужасе проорал другой, но мастер не услышал ни первого, ни второго. Чтобы уберечь от грохота выстрелов и так изрядно севший слух, он заткнул уши паклей. И вообще, ему сейчас было не до людей: Фероцо мысленно разговаривал со своими орудиями. Когда-то, отлив и испытав бомбарды, он втайне от всех провел над ними обряд. Сходный с тем, каким священник вверяет новорожденного опеке Господа. С того времени, мастер верил, что 'огненные трубы' обрели не только имена, но и души. Хотя, задумываясь о сделанном открытии, Альбер часто сомневался, кто на самом деле направлял его пытливый ум…
Тем временем, увидев, как разбежалась жалкая горстка противников, атакующие взревели еще громче. Не обращая внимания на выстрелы вражеских арбалетчиков, они перешли с быстрого шага на бег. Деревянная мостовая задрожала, словно во время землетрясения. Мастер Фероцо ощутил, как дрожь передалась подошвам башмаков, поползла вверх к коленкам. Отдалась тошнотой в желудке, подкатила к горлу. Глянув на несущуюся к нему толпу, он понял, что медлить больше нельзя. Время.
Ласково прошептав 'Пора услышать ваши голоса', Фероцо поднес кончик горящего, намотанного на палку фитиля к запальному отверстию первой бомбарды. В ту, давнюю ночь он нарек ее 'Анна'. Вторую зовут 'Грета', третью 'Марта', а последнюю, нацеленную в противоположный конец улицы – 'Хельга'. Иногда холостой Фероцо шутил про себя, что женат на них, но вместо одной супруги – у него целых четыре. Как у
