появлялась из палатки, он поправлял солнечные батареи, а потом снова исчезал на весь остаток дня.
Поэтому Чжу и Рене часто оказывались наедине у костра, и, несмотря на бескрайнее пространство вокруг, Рене испытывал те же приступы клаустрофобии, что и в тюремной камере. Но сегодняшнее утро было другим. По походке Чжу он видел, что тот больше не намерен ждать. Что-то грозило произойти.
Капитан подошел к костру, глаза его были черны и безжизненны, как у акулы.
— Они ведь никогда и не собирались к индийской границе?
Рене недоуменно посмотрел на Чжу.
— Что? Я такого и не говорил. Они направлялись к Макалу, чтобы подняться на вершину.
— Почему же они остановились здесь? Почему не пошли к Макалу?
Голос Чжу звучал угрожающе высоко.
— Я знаю не больше вас, — настороженно ответил Рене. — Они сказали погонщикам, чтобы те вели их сюда, и Менком — последнее место, где их видели. Это все, что мне известно.
Произнеся название деревни, Рене инстинктивно скользнул взглядом вверх по долине, где на дальнем гребне стояли черные стены. Обугленные доски, обвалившиеся переломанные балки, почерневшие от огня, — вот и все, что осталось от деревни. Дым над руинами поднимался вот уже три дня, а обитатели ушли вниз по тропинке искать новое пристанище.
— Это все, что мне известно, — повторил Рене, наливая кипяток в чашку и пытаясь не встречаться с Чжу глазами.
— Мы это еще узнаем, — тихо сказал Чжу. — Узнаем, что вам известно на самом деле.
Рене, обернувшись, увидел двух солдат, которые возвращались из обхода вдоль скальной стены. Когда они приблизились, Рене узнал сержанта-спецназовца и Се — того идиота, которого капитан притащил из Лхасы.
— Если у вас нет ответов, то вы всего лишь балласт, — продолжил Чжу, скользнув взглядом по круглому животу Рене. — А балласт мне ни к чему. Его придется отсечь.
Слово «отсечь» Чжу не произнес — прошипел. Он подал знак двум солдатам, и мысли Рене в страхе заметались. Что значит «отсечь»? Во рту у него вдруг пересохло — он увидел, как солдаты поспешили в их сторону. Он уже успел достаточно хорошо познакомиться с Чжу — такие понятия, как «нравственность» или «совесть», для капитана не существовали. С того самого момента, как Чжу зашел в его ресторан, Рене все сильнее проникался убеждением, что этот человек может сделать с ним что угодно и никто на свете не остановит его.
Чжу коротко приказал что-то по-китайски, солдаты без слов бросились к Рене и ухватили его за свитер. Се подскочил первым, его пунцовые щеки и бычья шея оказались в нескольких дюймах от лица Рене, глаза которого тут же отметили кое-что на лямке солдатского рюкзака. Там висел большой боевой нож, металлическая рукоятка поблекла и покрылась царапинами — ножом часто пользовались. У всех солдат были такие ножи, и хотя под ножнами форма клинка лишь угадывалась, Рене успел изучить этих ребят и не сомневался, что нож заточен не хуже бритвы.
Рене почувствовал, как все внутри сжалось.
— До завтрашнего утра у вас есть время узнать, где они, — услышал Рене голос капитана у себя за спиной. — Иначе вы станете мне бесполезны.
Се подтолкнул Рене вперед, тот споткнулся о брошенную веревку, а несколько секунд спустя его уже тащили со стоянки к скале.
Чжу не обращал внимания на крики европейца, мысли его были далеко. Время шло, а он так пока и не добился результатов. Месяц. Такой срок назвал он начальнику БОБ. Месяц. Но месяц уже заканчивался, и он знал, что в Пекине с нетерпением ждут его следующего доклада.
Послышалось шуршание брезента, и из палатки медленно появилась массивная фигура Чэня. Повернувшись, он вытащил ноутбук, отсоединив один из проводов, чтобы можно было отойти с компьютером от блока питания.
— Сэр, я нашел кое-что. Возможно, это интересно.
Чжу посмотрел в его сторону.
— Я только что скачал письмо, сообщение из Кембриджа, Англия.
Чжу молчал, от него исходила непонятная аура враждебности. Чэнь откашлялся и посмотрел на экран, словно ища в нем поддержки.
— Сообщение четырехнедельной давности, но я, к сожалению, не видел его, поскольку мой допуск был временно приостановлен… после происшествия… с тем мальчиком.
Чжу ждал. Его терпение было на исходе.
— Я просматривал старые файлы и обнаружил, что это сообщение касается одного из тех, кого мы ищем, Луки Мэтьюса. Он, как утверждается, разговаривал с нашим старым информатором о чем-то, называемом «бейюл». Сообщение отправлено… — он помедлил, сверяясь с экраном, — профессором Тан.
Чжу посмотрел на него неожиданно ожившими глазами.
— Прочтите.
— Слушаюсь, сэр.
Он прочел письмо полностью, включая дату и время.
— Я перепроверил, но нигде в наших документах не нашел слова «бейюл».
— Потому что оно засекречено, — рассеянно произнес Чжу.
Он повернулся к скале, чувствуя внезапное волнение. Значит, он был прав все это время. Там что-то есть — вот только действительно ли один из легендарных бейюлов? Ведь последний из них уничтожили еще во времена культурной революции более тридцати лет назад. Культурная революция положила конец всем этим глупостям. Они прочесали все ущелья, все горные вершины. Неужели пропустили один?
— Немедленно соедините меня с Пекином. Мне нужна спутниковая съемка всего, что есть над этой стеной. Если нужно, пусть изменят орбиту спутника. Да, и съемка нужна в полном спектре частот, чтобы пробиться через облачность.
— Слушаюсь, сэр.
— И, лейтенант, никто в Бюро не должен об этом знать. Скажите техническому специалисту, пусть уничтожит все ссылки на этот поиск, когда переправит вам документы.
Чэнь застыл на миг в недоумении и поспешил в палатку.
Мгновение спустя Чжу услышал, как тот возится в куче одежды и проводов, извлекая один из двух имеющихся у них спутниковых телефонов.
Он постоял немного, глядя на неприступные горы, обшаривая глазами громадные разломы в скалах. Если там действительно бейюл, то приверженцы желтой веры наверняка именно в нем и спрятали мальчика, Чжу не сомневался. Теперь все становилось ясно. Но находка должна принадлежать ему одному. Он не позволит кому-либо еще в Бюро претендовать на открытие такой важности. Бейюл будет принадлежать ему, и скала теперь оставалась последним препятствием на его пути к месту, где скрывался панчен-лама.
С завтрашнего утра он начнет отправлять туда солдат по двое, скалолазы они или нет — не имеет значения.
ГЛАВА 40
Тропинки не было, а потому Рене и обоим солдатам пришлось пробираться по кустарникам и зарослям папоротника, лепившимся к склонам горы. Они цеплялись ногами за корни, рвали штаны о колючки. Продвигались они медленно. Впереди, насколько хватало глаз, возвышалась неприступная скальная стена.
Они шли без остановки вот уже шесть часов. Рене брел с упрямой решимостью, но чувствовал, что ноги от усталости начинают дрожать. Он бормотал себе под нос, направляя свою ненависть на толстошеего солдата-насильника в нескольких ярдах впереди, — Се, словно верный пес, шаркающей походкой плелся следом за сержантом-спецназовцем.