Лед бискайский погнала перед собой;Гном, и тролль, и великан, боги страшных горных странБыли вкруг меня, со мной и надо мной.Но нашел мой стиль «outre»[49] критикан из Солютре, —Томагавком разрешил я этот спорИ свой взгляд я утвердил на искусство тем, что вбилВ грудь Гренельского гравера свой топор.И, покончив с ними так, ими накормил собак,А зубами их украсил я ремниИ сказал, крутя усы: «Хорошо, что сдохли псы,Прав, конечно, я, а не они».Но, позор увидя мой, тотем шест покинул свойИ сказал мне в сновиденье: «Знай теперь —Девяносто шесть дорог есть, чтоб песнь сложить ты мог,И любая правильна, поверь!»И сомкнулась тишина надо мной, и боги снаИзменяли плоть мою и мой скелет;И вступил я в круг времен, к новой жизни возрожден,Рядовой, но признанный поэт.Но, как прежде, тут и там делят братья по стихамТушу зубра в драке меж собой.Богачи тех мрачных дней не держали писарей,И у Берна наши песни под водой.И теперь, в культурный век, все воюет человек —Бьем, терзаем мы друг друга злей и злей,И высокий долг певца не доводим до конца,Чтобы выучить работать дикарей.Мир еще огромный дом — семь морей лежат на нем,И не счесть народов разных стран;И мечта, родившись в Кью, станет плотью в Катмандью,Вора Клепэма накажет Мартабан.Вот вам мудрость навсегда — я узнал ее, когдаЛось ревел там, где Париж ревет теперь:«Девяносто шесть дорог есть, чтоб песнь сложить ты мог,И любая правильна, поверь!»
1.Это рассказ невеселый,Сумеречный рассказ.Под него обезьяны гуляют,За хвосты соседок держась:«В лесах наши предки жили,Но были глупы ониИ вышли в поля научить крестьян,Чтоб играли целые дни.Наши предки просо топтали,Валялись в ячменных полях,Цеплялись хвостами за ветви,Плясали в сельских дворах.Но страшные эти крестьянеВернулись домой, как на грех,Переловили предковИ работать заставили всехНа полях — серпом и мотыгойОт рассвета до темноты!Засадили их в тюрьмы из глиныИ отрезали всем хвосты.Вот и видим мы наших предковСгорбленных и седых,Копающихся в навозеНа дурацких полях просяных,Идущих за гадким плугом,Возящихся с грязным ярмом,Спящих в глиняных тюрьмахИ жгущих пищу огнем.