И мрачную «Балтику» воротил, что в тумане шла на восток. Вслепую ползли обратно в залив меж водоворотов и скал, И вот услыхали: скрежещет цепь — «Штральзунд» якорь свой выбирал. И бросили зов, ничком у бортов, с ружьями на прицел: «Будешь сражаться, Рубен Пэн, или начнем раздел?» Осклабился в смехе Рубен Пэн, достав свежевальный нож: «Да, шкуру отдам и шкуру сдеру — вот вам мой дележ! Шесть тысяч в Иеддо я везу товаров меховых, А Божий закон и людской закон — не северней сороковых! Ступайте с миром в пустые моря — нечего было лезть! За вас, так и быть, буду котиков брать, сколько их ни на есть». Затворы щелкнули в ответ, пальцы легли на курки — Но складками добрый пополз туман на безжалостные зрачки. По невидимой цели гремел огонь, схватка была слепа; Не птичьей дробью котиков бьют — от бортов летела щепа. Свинцовый туман нависал пластом, тяжелела его синева — Но на «Балтике» было убито три и на «Штральзунде» два. Увидишь, как, где скрылся враг, коль не видно собственных рук? Но, услышав стон, угадав, где он, били они на звук. Кто Господа звал, кто Господа клял, кто Деву, кто черта молил — Но из тумана удар наугад обоих навек мирил. На взводе ухо, на взводе глаз, рот скважиной на лице, Дуло на борт, ноги в упор, чтобы не сбить прицел. А когда затихала пальба на миг — руль скрипел в тишине, И каждый думал: «Если вздохну — первая пуля мне». Но заговоренное ружье вслепую со «Штральзунда» бьет, И сквозь мутный туман разрывной жакан ударил Тома в живот. И ухватился Том Холл за шкот, всем телом повис на нем, Уронивши с губ: «Подожди меня, Руб, — нас дьявол зовет вдвоем. Дьявол вместе зовет нас, Руб, на убойное поле зовет, И пред Господом Гнева предстанем мы, как котик-голыш предстает. Ребята, бросьте ружья к чертям, было время счеты свести. Мы отвоевали свое. Дайте нам уйти! Эй, на корме, прекратить огонь! «Балтика», задний ход! Все вы подряд отправитесь в ад, но мы с Рубом пройдем вперед!» Качались суда, струилась вода, клубился туманный кров, И было слышно, как капала кровь, но не было слышно слов. И было слышно, как борта терлись шов о шов. Скула к скуле во влажной мгле, но не было слышно слов. Испуская дух, крикнул Рубен Пэн: «Затем ли я тридцать лет Море пахал, чтобы встретить смерть во мгле, где просвета нет? Проклятье той работе морской, что мне давала хлеб, — Я смерть вместо хлеба от моря беру, но зачем же конец мой слеп? Чертов туман! Хоть бы ветер дохнул сдуть у меня с груди Облачный пар, чтобы я сумел увидеть синь впереди!» И добрый туман отозвался на крик: как парус, лопнул по шву, И открылись котики на камнях и солнечный блеск на плаву. Из серебряной мглы шли стальные валы на серый уклон песков, И туману вслед в наставший свет три команды бледнели с бортов. И красной радугой била кровь, пузырясь по палубам вширь И золото гильз среди мертвецов стучало о планшир, И мерная качка едва ворочала тяжесть недвижных тел, И увидели вдруг дела своих рук все, как им Бог велел. И легкий бриз в парусах повис между высоких рей, Но никто не стоял там, где штурвал, и легли три судна в дрейф. И Рубен в последний раз захрипел хрипом уже чужим. «Уже отошел? — спросил Том Холл. — Пора и мне за ним». Глаза налились свинцовым сном и по дальнему дому тоской, И он твердил, как твердят в бреду, зажимая рану рукой: «Западный ветер, недобрый гость, солнце сдувает в ночь — Красные палубы отмыть, шкуры грузить — и прочь!» «Балтика», «Штральзунд» и «Сполох», шкуры делить на троих! Вы увидите землю и Толстый Мыс, но Том не увидит их. На земле и в морях он погряз в грехах, и черен был его путь, Но дело швах, после долгих вахт он хочет лечь и уснуть. Ползти он готов из моря трудов, просоленный до души, — На убойное поле ляжет он, куда идут голыши. Плывите на запад, а после на юг — не я штурвал кручу! И пусть ёсиварские девки за Тома поставят все же свечу. Но пусть не привяжут мне груз к ногам, не бросят тонуть в волнах — На отмели тихой заройте меня, как Беринга, в песках. А рядом пусть ляжет Рубен Пэн — он честно дрался, ей-ей, И нас оставьте поговорить о грехах наших прошлых дней!..» Ход наугад, лот вперехват, без солнца в небесах. Из тьмы во тьму, по одному, как Беринг — на парусах. Путь будет прост при свете звезд для опытных пловцов: С норда на вест, где Западный Крест, и курс на Близнецов. Свет этих вех ясен для всех, а для браконьера вдвойне В ту пору, когда секачи ведут стаи среди камней. В небо торос, брызги до звезд, черных китов плеск, Котик ревет — сумерки рвет, кроет ледовый треск. Мчит ураган, и снежный буран воет русской пургой — Георгий Святой с одной стороны и Павел Святой — с другой! Так в шквалах плывет охотничий флот вдали от берегов, Где браконьеры из года в год идут на опасный лов. А в Иокогаме сквозь чад твердят, Твердят сквозь водочный дух Про скрытый бой у скрытых скал, Где шел «Сполох» и «Балтику» гнал, а «Штральзунд» стоял против двух. Перевели В. и М. Гаспаровы
