Дамир, заставивший себя проглотить обиду и сделать вид, что ничего такого не было, вставил замечание:
— У него все так. Никакой основы, ничего прочного. Хватает, что приглянется, не задумавшись. Боксом стал заниматься…
Девушка улыбнулась.
— Когда все смеялись, Дамир похвастался, что вы у него в роте. И я попросила познакомить меня с вами. — Антон слушал необыкновенный голос, не совсем улавливая значение слов. — Меня зовут Нина, раз уж Дамир не догадывается представить. Я учусь в консерватории на третьем курсе по классу рояля. Мы в какой-то степени коллеги.
Она протянула руку.
— Вот как, — рассеяно проговорил Антон и, забывшись, привычно крепко пожал узкую кисть.
Нина спрятала помятую руку под левый локоть и спросила:
— Почему вы не танцуете? Вы выше этого?
— Зачем же? — сказал он. — Просто не возникало такого желания. Да и знакомых девушек что-то не вижу.
Вспомнилась Леночка, и в сердце кольнуло. Интерес к Нине заглох, растворился, и он перестал смущаться. К Дамиру подошел незнакомый Антону курсант пятого курса, стал говорить о каких-то своих важных делах. Григорий исчез куда-то. Антон ощутил усталость и подумал, не пойти ли в кубрик придавить коечку…Оркестр чеканил медленный ритм.
Нина спросила, окинув взглядом занятого Дамира:
— А со мной вы бы пошли танцевать?
— Почему бы и не пойти, — сказал Антон. — Пойдем, если ваш мичман разрешит.
— Мой мичман мне не перечит.
Антон прикоснулся к ней. Он ощущал на шее теплое дыхание девушки. Удивлял непривычный запах ее волос.
— От вас пахнет Индией, — сказал он.
— А от вас сигарой. Это вы специально для мужественности?
— Это случайно, — сказал Антон. — Но кстати, если вам нравится.
— Мне нравится, что это случайно, — отозвалась Нина.
Оркестр играл томительную, долгую и обволакивающую сознание «Звездную пыль» Глена Миллера. Трубач, задирая инструмент к самым софитам, вытягивал немыслимые верха. Оркестр старшего лейтенанта Трибратова считался лучшим военным оркестром округа. Но сейчас оркестр старшего лейтенанта Трибратова совсем забыл, что он духовой военный оркестр, а не джаз.
— Что вы любите больше всего на свете? — спросила Нина.
— Трудно сказать. Я люблю многое.
«Почему она все так прямо, без стеснения, без прелюдий и обходных маневров?» — думал Антон.
— А что больше всего? Без чего вы не могли бы жить? На свете много такого, чего не хотелось бы лишиться. Как тут выберешь? Да ну ее, эту Нину, с ее вопросами. Разве можно всерьез задавать такие вопросы?
— Больше всего я люблю сидеть с хорошей книжкой в никому не известном закоулке, — сказал он, чтобы не вдаваться в глубокий смысл этого вопроса.
Она улыбнулась:
— Неизвестном кому? Старшине роты Дамиру?
— Вам хорошо смеяться в вашем неподчиненном положении, — со вздохом проговорил Антон.
— Вы очень боитесь Дамира? — спросила она.
Оркестр старшего лейтенанта Трибратова все играл и играл.
— Боюсь?.. — задумался Антон. — Это не то слово. Разве человек боится трамвая, когда пережидает его на панели? Просто существуют непреодолимые вещи. Форс-мажор, как говорится в морском праве. Такая стихия, такая безусловная сила, которую немыслимо преодолеть. Она изначально права. Вблизи нее надо вести себя смирно и осмотрительно.
Нина слушала его оправдательную речь и смеялась.
— Силу можно преодолеть смекалкой, — сказала она. — Зачем лезть на неодолимую стихию, когда можно ее обойти. Хотите?.. Тогда повернитесь спиной к тому месту, где стоит страшный Дамир, тихонько достаньте из кармана вашу авторучку и запишите мой телефон.
«Ого, — подумал Антон, — это уже не шутка, порази меня бог!»
— Я запомню, — сказал он. Она шепнула номер телефона. Повторив номер, Антон сказал ей:
— Увы, это все бесполезно. В пятницу мы уедем в Москву вернемся после праздников, а к тому времени вы меня уже забудете и весьма удивитесь, если я позвоню.
— У меня не так много ветра в голове, как это вам показалось, — серьезно сказала Нина.
— Ни в коем случае, — опроверг Антон это близкое к правде предположение. — Только… как же мичман?
— Дамир хороший человек, — сказала она не глядя — Я его очень уважаю.
Смолк оркестр. Зал, освободившись от чар ритмов, облегченно вздохнул.
— Да, это цельный характер, — согласился Антон — Без перекосов.
Мичман нервничал. Он притаптывал ногой воображаемый окурок, пристально на него глядя.
— Не пора ли нам, Нинуля, — уронил он небрежно.
— Почему? Я не скучаю, — серьезно и, как показалось Антону, с вызовом, с каким-то протестом ответила Нина. Антон попрощался.
В понедельник утром он никак не мог вспомнить телефон и уже решил предать всю эту историю забвению, но среди двухчасовой лекции по физике неожиданно вспомнил, вписал его в записную книжку и поставил рядом букву Н с точкой. Вспоминался удивительный запах волос, стрекозиные, почти уродливо большие глаза, необыкновенность ее разговора и голос. Он стал рисовать в конспекте, благо он не секретный, тонкий профиль. Профиль выходил хоть и красивый, да не тот, и в конце концов Антон присовокупил к профилю ус колечком и бородку-эспаньолку.
Снова стал слушать физику, но профессор в адмиральском кителе наворачивал такие мудрености, в которых, пропустив хоть три слова, уже не разберешься. Что толку слушать не понимая. Антон абстрагировался от скрипучего, не смазанного симпатией к посапывающей аудитории голоса профессора решив пройти этот раздел по учебнику самостоятельно
Пал Палыч взялся за него всерьез. Вчера еще до подъема вытащил из койки, увез за город и привел на пустую — если не считать заросшего черной щетиной силача в борцовке — дачу. Переодел в байковый лыжный костюм, напоил какао а потом дотемна таскал по лесам, холмам и оврагам. Когда Антон измученный хуже золотоискателя, вернулся на дачу, есть ему дали не сразу, а велели сперва вымыться в огромной и пятнистой ванне. И пока он мылся терпко пахнущим мылом, Пал Палыч с успевшим побриться силачом стояли в двери и внимательно его разглядывали, изредка отпуская вполголоса по словечку. Антон смущался наготы и обижался, что он теперь какой-то подопытный. Но не показывал виду и насвистывал.
Его окатили из ведра прохладной водой, велели покрепче растереться и, наконец, покормили.
Ехали в электричке. Пал Палыч улыбался. Антон вспоминал рукастого титана. Пал Палыч назвал его знаменитую фамилию, и Антон вспух от гордости, что ужинал за одним столом с таким человеком.
— Но предупреждаю, — сказал тренер. — Еще одна рюмка, и можешь проститься с боксом. Я от тебя откажусь.
— Как вы узнали? — изумился Антон. Пал Палыч ответил:
— Как-то в своем кругу академик Ландау сказал: стакан вина на неделю лишает меня способности мыслить абстрактно.
Вернувшись в училище, Антон повалился спать, и после полуночи сны его стали беспокойными. Снилась Леночка. Снился Дамир Сбоков, который почему-то уговаривал Леночку бросить кинорежиссера Христо, выйти за него, Дамира, замуж и уехать вместо Софии в бухту Морозиху на Кольском полуострове. Леночка вроде бы соглашалась.
Весь день он думал о ней с раздражением, без ревности и без обиды.
