– я по-прежнему сидела на полу, возле детей – и, не отрываясь, смотрел мне прямо в глаза.
– Ты вернулся? – спросила я одеревеневшими губами. – Почему? Самолет задержали? Да?
– Чей это ребенок? – указывая на Андрюшу, медленно спросил мой муж.
Наверное, это был самый подходящий момент для того, чтобы наконец сделать признание, но я опять, опять испугалась! У него было такое лицо…
– Чей это ребенок?
– Ритин… Ты же знаешь…
Он взял меня за локти и рывком поднял с коленей. Теперь я стояла рядом, он крепко, с силой держал меня – впервые за все время причиняя боль! – и спросил в третий раз:
– Чей это ребенок, Таня?!
Я молчала, опустив голову низко-низко. Дашутка теребила папины брюки, гукала, требуя, чтобы ее подняли на руки. А мальчик внезапно заревел во весь голос – он тоже почувствовал тревогу, он тоже испугался!
– Хорошо. Я сам все узнаю.
Он выпустил мои руки – я еле устоял на ногах – и крутанулся на каблуках, что-то ища вокруг себя. Одеяло. Пеленки. Дашуткины – пусть! На меня он больше не глядел. Легко подхватил мальчика с ковра, завернул в одеяло, совершенно машинально, заученным жестом, сунул туда же пару ползунков, одну-две Дашуткиных игрушки…
Хлопнула дверь.
Он ушел.
Ушел, чтобы не вернуться.
Я ждала день, ночь, затем еще день – и только вечером следующего дня узнала, что его… убили…
Его убили! Убили вместе с моей сестрой. Кто, как, почему? Мне никогда этого не узнать… если, конечно, вы правы и весь этот ужас придуман не его бывшей женой!
Сейчас я хочу знать хотя бы одно: где мой мальчик? Где мой сын? Ответьте мне, пожалуйста, ответьте – где?
Не можете ответить…
Таня в последний раз перевела с Ады на меня жгучий взгляд – и уронила голову на скрещенные на столе руки. Она словно застыла.
Еще три дня назад у этой девушки было все, чтобы чувствовать себя счастливой, пусть она и не всегда это сознавала – был муж, сын, все понимающая любящая мама, любимая сестра – и вот не осталась ничего, кроме безбрежного и уже какого-то тупого отчаяния…
Когда Ада заговорила снова, в голосе ее была нежность. Не думала я, что эта холодная женщина на нее способна!
– На последний твой вопрос, Танюша, я сейчас действительно не могу ответить. Я не знаю, где ваш мальчик, кто его удерживает и с какой целью, но не перестаю надеяться на лучшее. Последуй и ты моему примеру. А что касается второй проблемы, то есть поиска и изобличения убийцы, то здесь у нас перспективы совершенно ясные.
Таня при этих словах даже не пошевельнулась, я же спросила с надеждой:
– Мы найдем его?
– Нет, – последовал неожиданный ответ.
– Нет?!
– Нет.
– Кто это?
И опять же вместо ответа Ада только подняла к губам руку с зажатой между длинных пальцев сигаретой, выпустив такое большое облако пахучего дыма, что оно на время скрыло от нас узкое лицо с россыпью веснушек.
– Сейчас, в присутствии Татьяны, вы могли бы и не интриговать, – сказала я с упреком. – Это жестоко.
– Вовсе я не интригую, – поспешно ответила Ада, и я не поручусь, что она не покривила душой, – просто я верна своему принципу, и принцип этот – никогда не называть имя убийцы, пока доказательства, все до одного, не будут у меня вот здесь! – Она собрала пальцы в горстку и как бы позвенела невидимым колокольчиком.
– И как скоро они будут у вас… вот здесь? – невольно повторила я ее эстетский жест. И получила предельно короткий ответ:
– Завтра!
«Завтра» началось с завтрака. Я, Сашка и Татьяна, одетая в мой халат, который висел на ее стройной фигуре, как на вешалке, снова собрались за столом и завтракали. У всех у нас были серые лица с печатью бессонницы – никто не мог уснуть в эту ночь.
– Для завершения расследования, – начала я, приспуская с носа очки и с неодобрением поглядывая на сына, который не уставал пожирать Таню глазами, – чтобы довести дело до конца, нам осталось совсем немного. Во-первых, разыскать семью этого мальчика, Виталия Изотова, покончившего с собой около четырех лет назад из-за несчастной любви…
– А я знаю, как найти эту семью, – поспешно вставил Сашка, с трудом отвлекаясь от созерцания черноокой Татьяны. – Надо заскочить в школу, где учились Рита с Ларисой, представиться сотрудником районной прокуратуры, дальше – просто…
– Сегодня второе января, – напомнила ему я. – Школа закрыта.
– Ну, тогда… Просто по справке?
– Попробуем. Во-вторых, необходимо навестить обоих подопечных, теперь уже, наверное, можно сказать – бывших подопечных Серафимы Чечеткиной. Навестить с одной целью: рассказать им, что случилось с их «доброй феей», и посмотреть, как Симины подшефные отреагируют на это известие.
– А если им уже все известно?
– Покушение на Серафиму случилось только вчера, вряд ли им успели сообщить… У вас же, Таня, задача очень простая: весь день сидеть в этом доме и никуда не выходить. Даже на лестничную площадку. И двери не открывать – никому.
– А с Дашуткой? Погулять?
– Нет! Вы слышите меня, Таня?! Я вам категорически запрещаю!
Она кивнула, низко склонившись над своей чашкой.
Адрес, по которому в последнее время проживал Виталий Изотов, нам действительно удалось узнать довольно легко. «Жигули» остановились у длинного одноэтажного дома, расположенного на самой городской черте. Вернее, даже не дома, а продолговатого здания, обшитого фанерой и разделенного на клетушки фанерными же перегородками. Там и сям фанера отставала, болталась на гвоздях, и ветер увлеченно хлопал досочками о стенки барака, выбивая нечто среднее между маршем и канканом. В нижней части барачного фасада зияли дыры, кое-как заткнутые дерюгой и стекловатой.
Небольшой дворик огораживала клеть приземистого заборчика, через которую ничего не стоило просто перешагнуть. На натянутой меж двух столбов веревке, несмотря на непогоду, сушилось чье-то белье.
Прислонившись спиной к одному из столбиков, на нас смотрел и неторопливо курил дюжий мужчина в накинутом на голые плечи дырявом полушубке.
– Вот они, наши хоромы, – усмехнулся он, смачно сплюнув прямо на снег. – Кто вам здесь понадобился- то, эй, приезжие?
– Изотовы, – ответил Сашка, вынимая бумажник.
– На опохмел даешь? Добро, – оживился парень, увидев в руках моего сына розовую бумажку. – А то мы как начали Новый год встречать, так и все подчистую, того, – он развел руками, – все до последней копеечки. Благодарствуйте! – он подхватил протянутую ему сотенную бумажку и быстро переключился на другую тему: – Изотовы? Погодь-погодь… Так они не живут здесь уже. Давно. Года, что ли, три, а может, и побольше…
– Вы имеете в виду – парень не живет? – уточнила я. – Виталий? Который… повесился?
– Во! Кажись, и впрямь его Виталькой звали… Квелый такой паренек. И мамаша у него такая… злая, как
